Раннехристианский мыслитель Ириней Лионский (II в.), говоря о празднике Рождества Христова, тайне боговоплощения, пояснял: «Бог стал Человеком, чтобы человек мог стать богом». Рождество Спасителя стало единой, универсальной точкой отсчета, ставшая целью и смыслом для всего временного мира. Состоявшееся событие разделило мировую историю на две эпохи – до и после Рождества Христова.
Святой Иоанн Златоуст называл праздник Рождества Христова началом всех праздников: «…В этом празднике имеют начало и основание свое и Богоявление, и священная Пасха, Вознесение Господне и Пятидесятница. Если бы Христос не родился по плоти, то и не крестился бы, а это – праздник Богоявления; и не пострадал бы, а это – Пасха; и не послал бы Святого Духа, а это – Пятидесятница. Итак, от праздника Рождества Христова начались наши праздники, как от источника различные потоки».
Известно, что рождение Христа было предсказано ветхозаветными пророками – этого ждали на протяжении нескольких веков. Это великое событие имеет отношение к каждому из ныне живущих людей – об этом, в частности, свидетельствует и церковная гимнография. К примеру, в праздник Рождества Христова наиболее часто воспеваемыми песнопениями являются тропарь и кондак Рождества.
В текстах песнопений есть одна характерная особенность – частое повторение относительно событий двухтысячелетней давности слов «днесь» и «ныне». Церковь в богослужебной практике таким образом вводит человека в особую реальность – каждый становится духовным участником и свидетелем совершающихся событий Рождества Христова.
Рождество Христово: вифлеемская пещера
Творец, принимая образ Своего творения, «уничижается», совершает то, что по-гречески называется «кенозис», а по-старославянски – «истощание».
Евангелист Лука свидетельствует: «И было во дни те: от императора Августа вышел указ о том, чтобы по всей земле шла перепись. Это была первая перепись, когда наместником Сирии был Квириний. Все шли на перепись, каждый в свой город. Направился также Иосиф из Галилейского города Назарета в Иудею, в Давидов город, именуемый Вифлеем, потому что был он из рода и дома Давида. Он шел на перепись вместе с обрученной ему Марией, Которая ожидала ребенка. И вот, когда они находились там, пришло Ей время для родов, и родила Она Сына Своего, первенца, и спеленала Его, и положила в ясли для скота, потому что на постоялом дворе не нашлось для них места» (Лк 2:1-7) .
Именно так – в пещере, предназначенной для стойла, среди соломы и сена, разбросанных для корма и подстилки скоту, в холодную зимнюю ночь, в обстановке, лишенной не то чтобы какого-то земного величия, но даже минимального удобства – родился Богочеловек, Спаситель мира. Такое несвоевременное для Святого семейства путешествие через всю Палестину объясняется тем, что римляне записывались по месту своего проживания, иудеи же – по месту происхождения. Иосиф и Мария, как известно, являлись потомками царя Давида, родом из Вифлеема, расположенного в семи километрах к юго-западу от Иерусалима. Известно, что представители этой династии были лишены трона еще в VI в. до н.э. и вели жизнь частных граждан, не афишируя своего происхождения.
В прибавление к кратким евангельским свидетельствам о Рождестве Христовом, ряд подробностей появления на свет Спасителя содержатся в двух апокрифических источниках: «Протоевангелии Иакова» и «Евангелии Псевдо-Матфея». Согласно этим апокрифам, Мария почувствовала наступление родов и Иосиф пошел искать повитуху. Возвратившись к ней, он увидел, что роды уже произошли, а в пещере засиял свет такой силы, что они не в состоянии были его вынести и лишь спустя некоторое время свет исчез и явился Младенец.
По утверждению Киприана Карфагенского, Мария «не нуждалась ни в каких услугах со стороны бабки, но Сама была и родительницей, и рождению служительницей, и поэтому воздает Младенцу Своему благоговейное попечение». Он пишет, что рождение Христа произошло до того, как Иосиф привел повитуху – Саломею. При этом Саломея упоминается в апокрифах, как засвидетельствовавшая чудо сохранения девственности Богородицы. Ее образ также вошел в иконографию Рождества Христова.
Поклонение пастухов и волхвов
Известие о родившемся Спасителе дошло до пастухов, дежурящих ночью у своего стада. Им явился Ангел и сообщил об этом – и именно пастухи первыми пришли поклониться Родившемуся в ту ночь.
Чудесною звездою было возвещено о Рождестве Христовом волхвам, «звездословцам» — по сути, в их лице весь прежний языческий мир преклонил колени перед истинным Спасителем мира. Волхвы нашли то место, где родился Спаситель, и «падши поклонились Ему» (Мф.2:11). Они принесли Ему дары: золото, ладан и смирну. Золото – как царю, ладан – как Богу, смирну – как «имеющему вкусить смерти, ибо иудеи со смирной погребают мертвецов, чтобы тело оставалось нетленным», как трактует Священное Писание блаженный Феофилакт Болгарский.
Он же пишет: «Они (волхвы – Авт. ) из пророчества Валаама научились тому, что Господь и Бог, и Царь и что Он имеет умереть за нас. Но выслушай это пророчество. «Возлег, — говорит, — почил, как лев» (Числ. 24:9). «Лев» обозначает царское достоинство, а «возлег» — умерщвление».
Избиение младенцев
Иудейский царь Ирод связывал серьезные опасения с Рождеством Христовым, так как считал, что на свет появился новый царь, Который отнимет у него царский трон. Поэтому он сказал волхвам вернуться из Вифлеема в Иерусалим, чтобы сообщить ему, где находится Младенец. Но волхвы получили откровение во сне – не возвращаться к деспотичному правителю. Так они и поступили. Ирод же пришел в ярость и дал приказ убить в Вифлееме и его окрестностях всех младенцев мужского пола в возрасте до двух лет. Вифлеем был окружен войсками, словно в военное время, исполняющие приказ воины врывались в дома, вырывали младенцев из рук матерей, швыряли их на землю, топтали ногами, били головой о камни, поднимали на копья, разрубали ударами меча.
«Глас в Раме слышен, плач и рыдание, и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет», — свидетельствует евангелист Матфей, Мф. 2:18.
14 тысяч – таково число убитых детей. Однако Ироду не удалось осуществить задуманного. Святой Иосиф Обручник, получил во сне откровение бежать в Египет вместе с Марией и Младенцем. Что и было седлано в ту же ночь.
Блаженный Феофиалакт Болгарский, поясняя Евангелие от Матфея, пишет: «Притом младенцы не погибли, но сподобились великих даров. Ибо всякий, терпящий здесь зло, терпит или для оставления грехов или для умножения венцев. Так и сии дети больше увенчаны будут».
Святой Иоанн Златоуст трактовал это чудовищное событие следующим образом: «Если бы кто взял у тебя несколько медных монет, а взамен отдал тебе золотые, неужели ты считал бы себя обиженным или обездоленным? Напротив, не говорил ли бы ты, что этот человек твой благодетель?»
Время и дата Рождества Христова
Попытки установить год Рождества Христова по датам сопутствующих событий (годов правления императоров и царей) не привели к какой-либо конкретной единой дате. По-видимому, исторический Иисус Христос родился между 7 и 5 гг. до н. э. Дата 25 декабря впервые указана Секстом Юлием Африканом в его летописи, написанной в 221 году. В различных современных исследованиях даты рождения Иисуса находятся в интервале между 12 г. до н. э. до 7 г. н. э., когда проводилась единственная известная перепись населения в описываемый период.
Установление празднования Рождества Христова
Первые христиане были евреями и не отмечали Рождество Христово (согласно иудейскому мировоззрению, рождение человека - «начало скорбей и болей»). Для христиан более важным с вероучительной точки зрения был и является праздник Воскресения Христова (Пасха). После того, как в христианские общины вошли греки (и другие эллинистические народы), под воздействием эллинистических обычаев было начато празднование и Рождества Христова. Древний христианский праздник Богоявления 6 января идейно совмещал и Рождество, и Крещение Господне, ставшие впоследствии разными праздниками. Рождество Христово стало праздноваться отдельно с IV века.
Русская Православная Церковь, использующая юлианский календарь, празднует Рождество Христово 7 января по григорианскому календарю. Рождество входит в число двунадесятых праздников и предваряется сорокадневным постом.
Впервые о празднике Рождества Христова упоминается у Климента Александрийского. Во времена Иоанна Златоуста, как видно из его бесед, на Востоке днем праздника было определено 25 декабря.
Празднику Рождества Христова предшествует сорокадневный пост, известный под именем Рождественского или Филиппова. Канун или день навечерия праздника Рождества называется сочельником или сочевником, так как, согласно церковному уставу, в этот день полагается употреблять в пищу сочиво, т. е. сушеные хлебные зерна, размоченные водой. По сложившемуся обычаю, пост этого дня хранится до вечерней звезды. Уже в IV в. было определено, как праздновать навечерие праздника, если оно выпадает на воскресенье. В это время совершаются царские часы, называемые так потому, что на них положено возглашать многолетие царю, всему царствующему дому и всем православным христианам. Во время часов церковь вспоминает различные ветхозаветные пророчества и события, относящиеся к Рождеству Христову. После полудня совершается литургия Василия Великого, если только навечерие не случится в субботу или воскресенье, когда совершается литургия Иоанна Златоуста. Всенощное бдение начинается великим повечерием, на котором церковь выражает свою духовную радость о Рождестве Христовом пением пророчественной песни: «яко с нами Бог».
В современном церковном календаре многие праздники имеют более чем полуторатысячелетнюю давность, а некоторые, как воскресный день и день Святой Пасхи, восходят к первым дням христианства. В религиозном сознании они обычно представляются днями молитвенного воспоминания священных событий из жизни Господа Иисуса Христа, Пресвятой Богородицы, прославления угодников Божиих, и в переживании этих событий нужно видеть главный смысл церковных праздников.
Имея в виду осветить историю установления и значение в древней Церкви одного из великих праздников – праздника Рождества Христова, необходимо сказать, что христианская письменность I и II веков не дает никаких указаний на празднование в то время Рождества Христова. И тогда как во второй половине II века у христиан, кроме воскресного дня и праздника Пасхи, существовали уже праздники Пятидесятницы и Богоявления, день Рождества Христова был как будто забыт. Чем можно объяснить забвение дня, столь славного и важного для спасения человечества?
Не подлежит сомнению, что Сама Пресвятая Дева Мария помнила ту святую ночь, когда Она родила Спасителя мира. Помнил ее и праведный Иосиф. Знали этот день также родственники Христа по плоти. Но за пределы фамильного круга этих лиц сведения о дне рождения Христа Спасителя не выходили. Даже евангелист Лука, написавший свое бла-говестие, как он сам говорит, «по тщательном исследовании всего сначала» (1, 3) и пользовавшийся сообщениями очевидцев и служителей Слова (2), не уточняет этого дня, хотя ему, как видно из его Евангелия, были хорошо известны многие хронологические данные, связанные с этим событием. Так, он сообщает, что благовещение Пресвятой Деве Марии было в шестой месяц после зачатия Иоанна Предтечи (24.26), что Пресвятая Дева посетила после этого праведную Елисавету и пробыла у нее около трех месяцев (), что в восьмой день по рождении был обрезан (2, 21), а по исполнении дней очищения был принесен во храм (22). Но дня рождения Христа, вокруг которого образуются все эти даты, он не упоминает. Не называет его даже тогда, когда описывает само событие Рождества Христова, хотя сообщает такие подробности, как то, что событие имело место во время переписи и что эта перепись была первой в правление Сирией Квириния (1–2).
Это молчание апостола Луки, как и других евангелистов, не было случайным. Очевидно, в самой проповеди апостолов были серьезные обстоятельства, побуждавшие их не говорить об этом. Дело в том, что основной контингент членов Церкви в I веке и в начале II века составляла диаспора, т. е. иудеи рассеяния, добровольно или насильственно покинувшие родину задолого до Рождества Христова и поселившиеся в Месопотамии, Сирии, Малой Азии, Египте, на греческих островах и в самой столице империи, в Риме. В истории распространения христианства эта часть Израиля составила своего рода мост между возникшим в недрах ветхозаветного иудейства христианством и язычеством. Диаспора отличалась от палестинского еврейства значительно большей культурой, обязанной постоянному общению ее членов с греко-римским миром. С другой стороны, характерной чертой религиозной жизни диаспоры была привязанность ее к благочестивым обычаям своих предков. Жизнь на чужбине заставляла этих людей быть особенно бдительными в вопросах веры, дабы не смешаться с язычниками и самим не стать таковыми.
Одну из особенностей ветхозаветного иудейства составлял своеобразный взгляд евреев на деторождение: евреи усматривали в деторождении особое попечение Иеговы о Своем народе. В иудейском представлении о деторождении сказывалась вера в клятву, которой Бог клялся Аврааму (). Поэтому рождение некоторых праведников из среды еврейского народа отмечается в Библии как выходящее из норм обычного зачатия. Так, Исаак был зачат, когда «Авраам же и Сарра были стары и в летах преклонных, и обыкновенное у женщин у Сарры прекратилось» (), Иоанн Креститель родился от Елисаветы, которая «была неплодна» ().
У иудеев и язычников было различное отношение ко дню рождения. Язычники отмечали день рождения, сопровождая его обильной трапезой, всякого рода пресыщением и весельем. Иудеи же дня рождения не отмечали. В Библии встречается три упоминания о праздновании дня рождения, но кто они, справлявшие день своего рождения? Это фараон (), Антиох () и Ирод (; ), чьи имена вошли в историю как синоним тирании и человеконенавистничества. Празднование Иродом дня своего рождения евангелисты ставят в прямую связь с пролитием крови величайшего из рожденных – Иоанна Крестителя.
Ветхозаветные праведники поступали иначе. Авраам сделал большой пир, но не в день рождения Исаака, а когда младенец был отнят от груди (). Анна, вскормив сына своего Самуила, взяла три тельца, одну ефу муки и мех вина, пришла в дом Господень, и заколола тельца, и «привела отрока к Илию и сказала: …я отдаю его Господу на все дни жизни его, служить Господу. И поклонилась там Господу» (). Праведный Захария отметил рождение Предтечи не пиром, а благодарственной песнью Богу: «Благословен Господь Израилев» (JIk . 1, 68–79). Наконец, высший образец благоговения в этом явила Сама Пресвятая Дева Мария. Когда пастухи, поклонившись родившемуся Младенцу, рассказывали о явлении им ангела и о слышанном ими небесном гимне, Мария в то время, как «все слышавшие дивились тому, что рассказывали им пастухи, …сохраняла все слова сии, слагая в сердце Своем» (2, 18–19).
К сказанному о взгляде иудеев на деторождение надо еще добавить, что у евреев более, чем у других народов, было развито сознание врожденной греховности человека, и потому многие из них видели в этом дне начало и вину всех скорбей и страданий человека. Псалмопевец Давид говорил: «Я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя» (). Ту же мысль высказывал праведный Иов: «Кто родится чистым от нечистого? Ни один» ().
Взгляд ветхозаветного иудейства на день рождения не мог не отразиться на воззрениях первых христиан, в основном состоявших из диаспоры. Они по обычаю своих благочестивых предков не праздновали дня рождения. Знаменательно, что даже в III веке увещевает христиан не праздновать день рождения. Ориген ссылается при этом на праведного Иова и пророка Иеремию, которые в сознании своей греховности скорбели о дне своего рождения (; ). Он говорит, что хотя после того, как родился Христос, ни один христианин не может жаловаться подобно Иову, ибо у христиан дети уже в крещении получают отпущение грехов, тем не менее следует избегать суетного языческого обычая, ибо только грешники празднуют день своего рождения, а святые печалятся в этот день, так как по причине первородного греха не может быть в этот день никакой радости .
Днем рождения христиане называли день кончины своих мучеников. «Мы празднуем, – говорится в мученических актах св. Поликарпа Смирнского , – день рождения мучеников в память тех, которые пострадали, и в назидание и укрепление тех, которые страдают» . Поэтому-то было естественным молчание евангелистов о дне рождения Иисуса Христа. То или иное ознаменование ими этого дня в условиях постоянного соприкосновения диаспоры с язычеством могло или навеять в сознании неофитов налет языческого представления об этом дне, или, наоборот, оттолкнуть более упорно державшихся обычаев отцов в сторону ветхозаветного иудейства.
В силу всего вышеизложенного у христиан первых двух веков не было праздника Рождества Христова. «Дню рождения Спасителя, – говорит по этому поводу проф. Ф. Смирнов, – в первые времена христианства не придавали особенного значения предпочтительно перед другими днями, и в то время, как празднование дня смерти с днями страданий с самых ранних пор отличались и посвящались воспоминанию священных событий, день рождения Иисуса Христа как будто бы был забыт, и в христианских обществах как будто не чувствовалось никакой потребности в праздновании этого дня» .
К началу III века обстановка, в которой протекала христианская проповедь, изменилась. В это время значительную часть членов Церкви составляли люди, уже родившиеся в христианстве. Через них христианство широко распространялось среди язычников. Для этой части членов Церкви отрицательный взгляд диаспоры на день рождения был непонятен. И вот когда Ориген еще увещевал христиан не праздновать день рождения, Климент Александрийский († около 210) писал, что есть люди, которые с тщательностью стараются определить не только год, но и день рождения Спасителя нашего. Из этих слов Климента видно, что в его время в среде христиан уже существовал живой интерес ко дню рождения Христа.
Ученые согласны в том, что празднование Рождества Христова 25 декабря впервые было установлено в Риме, но что касается времени установления, то в этом отношении были высказаны различные мнения. Известный немецкий эортолог (специалист по изучению праздников) Узенер утверждал, что празднование было установлено папой Либерием в 353 году . С Узенером соглашались Гарнак и Ахелис . Дюшен же считал, что Римская праздновала Рождество Христово 25 декабря еще в 336 году . Но есть данные, позволяющие понизить эту дату еще на целое столетие, точнее сказать, на время св. Ипполита, антипапы римского. Я имею в виду открытое в конце прошлого столетия толкование св. Ипполита на книгу пророка Даниила, где он пишет, что Христос родился в среду, 25 декабря, в 42-й год правления Августа . Из этих слов св. Ипполита можно полагать, что в Риме уже в начале III века 25 декабря было известно как день праздника Рождества Христова. До нас дошла одна древняя служба на Рождество Христово. В ней говорится [следующее]. «С полуночи начинаются тропари и чтения: [первый] тропарь, гласа 2-го „Господу рождшуся в Вифлееме», стих [псалма] „Отрыгну сердце мое» , первое чтение – [из книги] Бытия: „В начале сотвори небо» (найдешь в Великую Субботу);
второй тропарь, гласа 4-го „Веселитеся, праведнии, небеса», стих [псалма[ „Вси язы ́цы , восплещите руками» , второе чтение – [из книги] пророка Исаии: „И приложи Господь глаголати ко Ахазу… [до слов] отъя Ефрема от Иуды, царя Ассирийска» ;
третий тропарь, гласа 5-го „Явися бо благодать Божия, спасительная», стих [псалма] „Велий Господь и хвален зело» , третье чтение – [из книги] Исхода: „Бысть же в стражу утреннюю» (найдешь в Великую Субботу);
тропарь четвертый, гласа 5-го „Исполнися реченное пророком», стих [псалма[ „Боже, ущедри ны и благослови ны» , четвертое чтение – [из книги] пророка Михея: „И ты, Вифлееме, доме Ефрафов, еда мал еси… [до слов] ниже постоит в сынех человеческих» ;
тропарь пятый, гласа 5-го „Видехом в вертепе ясли», стих [псалма] „Боже, суд Твой цареви» , [пятое] чтение – [из книги] Притчей – „Притчи Соломона, сына Давидова… [до слов] и гривну злату о твоей выи» ;
тропарь шестой, гласа 8-го „Днесь радуются небеса и ликуют», стих [псалма] „Благоволил еси, Господи, землю Твою» , [шестое] чтение – [из книги] Исаии: „Да быша огнем сожжены были, ибо Отроча родися нам, Сын и дадеся нам… [до слов] ревность Господа Саваофа сотвори сия» ;
тропарь седьмой, гласа 8-го „Откуду пришли есте, волс-ви», стих [псалма] „Основания его на горах святых» , седьмое чтение – [из книги] пророка Исаии: „И изыдет жезл из корене Иессеова… [до слов] аки вода многа покры море» [И, 1–9];
тропарь восьмой, гласа 3-го „Рожденному от Девы», стих [псалма] „Милости Твоя, Господи» , восьмое чтение – [из книги] пророка Исаии: „Укрепитеся, руце ослабленыя… [до слов] отбеже болезнь и печаль и воздыхание» ;
тропарь девятый, гласа 8-го „Христу явивщуся, звезды», стих [псалма] „Рече Господь Господеви моему: седи одесную Мене» , [девятое] чтение [из книги] пророка Исаии: „На гору высоку взыди… [до слов] и вси язы ́цы яко-же ничтоже суть, и в ничтоже вменишася» ;
тропарь десятый, гласа 2-го „Царь Иудейский и Избавитель», стих [псалма] „Исповедайтеся Господеви, яко благ» , десятое чтение – [из книги] пророка Исаии: „Иаков отрок Мой, восприиму и; Израиль избранный Мой… [до слов] Аз Господь Бог, сие Мое есть имя» ;
тропарь одиннадцатый, гласа 6-го „Град, иже возлюбил еси», стих [псалма] „Помяни, Господи, Давида» , [одиннадцатое] чтение – [из книги] пророка Даниила:
после этого говорят прокимен „Воскресни, Господи, в покой Твой», стих [псалма] „Помяни, Господи, Давида» , Евангелие [от] Луки: „Бысть же во дни тыя, изыде повеление от кесаря Августа… [до слов] зане не бе им места во обители» ;
после Евангелия пусть произнесут ектению и молитву и закончат утреню» .
Вот вся служба, совершавшаяся с полуночи и до утра на праздник Рождества Христова. Хотя она изложена в памятнике, формирование которого относится к VII веку, но, как установлено наукой, «основной слой» этого памятника восходит к V-VI столетиям . Приведенный же чин рождественского ночного богослужения по своему происхождению должен быть отнесен к еще более раннему времени: В самом деле, в нем нет ни библейских песен канона, ни хвалитных псалмов, которые были известны всей Церкви уже в IV веке как непременные элементы утреннего богослужения. Служба состоит из 12 чтений Священного Писания, предваряемых пением тропарей. Это тот вид раннехристианского богослужения, о котором упоминает Климент Александрийский , когда говорит, что последователи Василида праздновали и день крещения, проводя предшествующую ночь в чтении Писаний.
Любопытна еще одна деталь, говорящая о глубокой древности этой рождественской службы. В ней все чтения из ветхозаветного Писания называются их собственным наименованием – «чтение», тогда как евангельское чтение этим термином не обозначается. Бесспорно, что Евангелие, как и другие библейские книги за этим богослужением, предлагалось вниманию молящихся посредством чтения, но отсутствие термина «чтение», когда речь идет об Евангелии, очевидно, представляет собой отголосок богослужебной практики еще апостольского времени, где ветхозаветные книги, а равно и послания апостольские к Церквам, действительно читались (; ), Евангелие же не составляло чтения в собственном смысле этого слова, а было живым устным благовестием.
О чем же говорит рассматриваемая древнейшая служба на Рождество Христово? Здесь приходится сожалеть, что предваряющие чтение тропари в памятнике полностью не приведены, а даны лишь первые слова их. Поэтому невозможно сказать что-либо об их содержании, зато смысл двенадцати чтений будет вполне ясным, если учесть ту обстановку, в которой происходило распространение христианства в первые века по Рождестве Христовом.
В то время, когда пришел на землю Христос Спаситель, цивилизованный мир, где надлежало быть проповедану Евангелию, был языческим. Римским императорам воздавалось поклонение как божествам, и сама империя была своего рода воплощением языческого мировоззрения. В конечном счете истукан, которого видел во сне Навуходоносор, упал и рассыпался в прах, но это произошло не потому, что его глиняные и железные ноги не выдержали тяжести его золотой головы и серебряного туловища. Катастрофа произошла от удара, который нанес ему камень, сам по себе оторвавшийся от горы (). Христианство, как только вышло за пределы местного палестинского религиозного движения и стало широко известным как новая религия, столкнулось с существовавшим до него язычеством. Между христианством и язычеством завязалась идейная борьба, завершившаяся победой первого над вторым. Под утлом этой идейной борьбы и сделан подбор чтений из Священного Писания в древнейшей рождественской службе.
Первое чтение, состоящее из первых трех глав книги Бытия, повествует о сотворении Богом вселенной, о создании человека, его грехопадении и обещании ему Искупителя.
Второе чтение – из книги пророка Исаии, в котором говорится, что «Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил» (), являлось прямым развитием сказанного в первом [чтении] об обетованном Спасителе ().
Далее следовало третье чтение – из книги Исход – о переходе евреев через Чермное море. Почему полагалось это чтение, объясняется в самом начале паримии: «Бысть же в стражу утреннюю, и воззре Господь на полк египетский в столпе огненнем и облачнем» (). После того как в первом чтении было сказано о сотворении мира и, в частности, светил небесных, этим чтением разъяснялось, что за видимым явлением на небе, каким был столп огненный и облачный, действовала промышляющая о людях десница Божия. Пари-мия, таким образом, указывала на несостоятельность язычества, обоготворявшего явления природы.
Далее следовало четвертое чтение – из пророка Михея, повествовавшее о том, что имеющий родиться в Вифлееме Спаситель мира победит Ассура и Нимрода и избавит от ига Ас-сура Свою землю. Нимрод и Ассур – основатели древнейших языческих царств в Месопотамии (). Нетрудно догадаться, что под этими именами в данном случае подразумевается язычество. Словами пророка – «Он-то избавит от Ассура, когда тот придет в землю нашу и когда вступит в пределы наши» () – указывала на победу христианства над язычеством.
Составлявший пятое чтение отрывок из первой главы книги Притчей по существу служит для самой этой книги объяснением поучительного значения притчей как таковых. Поэтому на первый взгляд кажется, что этот отрывок как будто не имеет непосредственного отношения к воспоминаемому событию праздника Рождества Христова. В действительности же он имел отношение к ряду слушаемых в молитвенном собрании чтений, как тех, которые предшествовали этой паремии, так и следующих после нее, собственно пророческих. В самом деле, если творение мира и человека, о чем говорилось в первой паремии, и чудесный переход евреев через Чермное море, о чем говорилось в третьем чтении, непостижимы для человеческого ума, то тем более загадочным явлением оказываются пророчества. Они могут быть поняты человеком, если он имеет «начало премудрости страх Господень» (). Поэтому, прежде чем перейти к ряду пророческих паримий, слушающим предлагалось это назидательное чтение.
Далее шли пять чтений (шестое – десятое) из книги пророка Исаии, в которых указывалось, что грядущий в мир Спаситель родится как младенец, что Он произойдет из еврейского народа и будет потомком Иессея, родоначальника династии царей Израильских. Короче говоря, эти чтения, вместе с предыдущим из книги пророка Михея, конкретизировали историческую обстановку, в которой совершилось событие пришествия в мир Спасителя.
Одиннадцатое чтение – из книги пророка Даниила, собственно не было пророческим, тем не менее выбор его для данного богослужения и место его в конце всех ветхозаветных чтений имели определенное значение. Этим чтением указывала, что поклонение языческим богам было посрамлено еще до Рождества Христова и, наоборот, истинное богопочи-тание, которому учит Церковь, уже в те далекие времена было ознаменовано особым заступничеством Божиим.
Двенадцатое чтение – из Евангелия апостола Луки, с его указанием конкретного времени пришествия в мир Спасителя в царствование императора Августа и в правление Квириния Сирией, служило подтверждением всех прежде читанных пророчеств о сем.
Итак, в рассмотренных чтениях проводится мысль о том, что родившийся в царствование Августа в Вифлееме Иудейском Младенец Иисус есть обещанный людям и предсказанный пророками Избавитель мира. Через Него пребывавшие во тьме язычества народы увидели великий свет истинного богопознания. Не вымышленные язычниками боги, а Он, реальный, исторический , есть Спаситель человечества.
Утверждение в древнехристианском праздновании дня Рождества Христова историчности Иисуса Христа также ясно выступает в древних месяцесловах. Я имею в виду прежде всего месяцеслов Сирийской Церкви, опубликованный впервые английским ученым В. Райтом. В нем указаны: 26 декабря – память первомученика диакона Стефана, 27-го – апостолов Иоанна и Иакова Зеведеевых и 28-го – апостолов Петра и Павла. Данный памятник относится к 411–412 годам, но состав перечисленных рождественских памятей его более раннего происхождения. О них упоминает св. Григорий Нисский в слове на память св. Василия Великого, когда говорит: «Итак, в Богоявлении Единородного Сына чрез благодатное рождение от Девы мир получил не только святой собор, но и святое святых и собор соборов. Исчислим его. Первыми апостолы с пророками составили духовный хор.., и сии Стефан, Петр, Иаков, Иоанн, Павел» . Их же имеют в виду «Постановления апостольские», где после указания на празднование Рождества Христова и Богоявления говорится: «В дни апостолов да не работают, ибо они стали учителями вашими о Христе и сподобили вас Духа. В день Стефана первомученика и прочих святых мучеников, предпочетших Христа жизни своей, да не работают» .
Подобный этому месяцеслов имеется в рукописи Ленинградской государственной публичной библиотеки им. Салты-кова-Щедрина (шифр Порф. № 11). Хотя эта рукопись относится к IX веку, но, как видно из записи в ней ее переписчика, он пользовался каким-то «пострадавшим», очевидно, от давности, оригиналом. В этом месяцеслове 27 декабря положена память первомученика диакона Стефана, 28-го – память апостолов Петра и Павла и 29-го – апостолов Иоанна и Иакова Зеведеевых. Это те же памяти, что и в месяцеслове Райта (расхождение в числах – явление, свойственное древним месяцесловам). Сверх месяцеслова Райта в данном положена еще 1 января память святителей без указания их имен; из приведенных же здесь песнопений этим святителям видно, что они «мученьми и зверьми плоть попраша» . Здесь, по-видимому, имеются в виду пострадавшие за Христа мужи апостольские: св. Игнатий Богоносец, растерзанный зверями, и св. Поликарп Смирнский , сожженный на костре.
Состав этих древнерождественских памятей не случаен. Первый из перечисленных святых, мученик диакон Стефан, по словам Дееписателя, видел «славу Божию и Иисуса, стоящего одесную Бога» (), и засвидетельствовал свое видение мученическою кончиною (6, 8–15; 7, 1–60). Трое из апостолов: Петр, Иаков и Иоанн – были свидетелями Пре-ображения Господня на Фаворе (; ; ) и моления Его о чаше страданий в саду Гефсиманском (; ). Четвертый – апостол Павел [еще будучи Савлом] – слышал Его призывающий голос с неба, когда шел в Дамаск, «дыша угрозами и убийством на учеников Христовых» (). Из отцов Церкви, «мученьми и зверьми плоть поправших», епископ Игнатий принял антиохийскую паству от Еводия, преемника апостола Петра, так что только 11 лет отделяли его архипастырство от апостола Петра. Св. Поликарп был учеником апостола Иоанна Богослова. Чествуя в связи с празднованием Рождества Христова память этих апостолов и первых мучеников – учеников апостольских, указывала на них как на людей, знавших Иисуса Христа лично или слыхавших о Нем из уст самовидцев Его. В утверждении этой исторической истины и заключалась главная цель празднования Рождества Христова во время св. Ипполита.
В IV веке празднование Рождества Христова 25 декабря распространяется в Восточных Церквах. Император Константин вскоре после I Вселенского Собора (около 333) соорудил в Вифлееме храм, под алтарем которого была пещера, в которой родился Господь . Мать императора св. Елена построила еще церковь в честь Божией Матери и св. Иосифа Обручника на том месте, где, по преданию, находились пастухи, когда ангел возвестил им о рождении Спасителя () . На этих святых местах, по словам нашего древнерусского паломника игумена Даниила, расположенных одно от другого на расстоянии около одной версты , вскоре после сооружения их стали совершаться рождественские празднества, которые к концу IV века успели получить характер общепалестинских рождественских торжеств.
Из описания путешествия по Святой Земле Сильвии Ак-витанки видно, что накануне праздника Рождества Христова в Вифлеем приходил из Иерусалима патриарх со своим клиром. Сюда же стекалось множество палестинских отшельников. С вечера и до глубокой ночи совершалось богослужение, затем ночью патриарх и многие из народа и отшельников возвращались в Иерусалим, а приписанные к вифлеемским святым местам пресвитеры, клир и монашествующие оставались в вифлеемском храме до рассвета, поя духовные песни и антифоны. Патриарх, придя в Иерусалим на рассвете, продолжал богослужение в храме Святого Воскресения. Затем, после небольшого отдыха, на Голгофе совершалась литургия. Таким было богослужение 25 декабря. 26-го и 27-го такая же торжественная служба полагалась опять на Голгофе, 28-го – на горе Елеонской, 29-го совершался крестный ход в загородную церковь Святого Лазаря, 30-го – опять в храме Воскресения и 31-го – у Святого Креста на Голгофе. В самом же Вифлееме торжественное богослужение совершалось в течение восьми дней, т. е. включая 1 января 16 .
Подобно тому как Западная Церковь в III веке видела в праздновании Рождества Христова обличение суетности язычества, так точно восточные защитники Православия видели в нем утверждение догмата воплощения Сына Божия. Это новое значение праздника прекрасно отражено в гимнах св. Ефрема Сирина . В них святой песнописец исповедует Божественную природу родившегося Христа – Сына Божия. Он говорит, что в утробу непорочной Девы вселился Тот, Кого не может вместить весь мир, Бог был во входе и человеком явился во исходе , что само воплощение Сына Божия совершилось в целях уврачевания поврежденной природы. Христос, по словам св. Ефрема, изволил родиться в том месяце, когда принято давать отпущение рабам. Своим явлением во плоти Он освободил человечество от рабства греху . Он видит Божество Христа в самом факте прославления Его рождения лучшими из разумных тварей. Архангел Гавриил благовестил зачатие Его; пророки Исайя, Михей, Даниил, Давид предсказали Его пришествие; ангелы возвестили рождение Его; мудрецы поклонились Ему и принесли дары; невинные младенцы исповедали Его . Природа: времена года, недели и дни – освящены воплощением Бога . Им облагодатствована Сама Пречистая Матерь Его, ддя Которой Христос был «и дитя, и обручитель, и Сын и Бог» .
Введенный в IV веке на Востоке праздник Рождества Христова в последующие столетия сохранял за собой значение праздника торжества исповедания православной веры в борьбе с несторианской ересью, а затем – с монофелитством. Такое значение праздника хорошо выразил в конце V века преп. Роман Сладкопевец в своем кондаке «Дева Днесь Пре-существеннаго раждает». В этом поэтическом произведении, состоящем из 25 строф, из которых в современном нам богослужении сохранилось только две, обозначенные как кондак и икос, преп. Роман раскрывает православное учение о Христе Спасителе как совершенном Боге и совершенном Человеке. Он предлагает духовному взору христиан вертеп, где в яслях лежит обвитый пеленами Христос. Пречистая Дева, склонившись над лежащим в яслях Младенцем и будучи исполнена к Нему материнского чувства, благоговейно размышляет о непостижимой для ума тайне, как «Матери Отец Сыном Ее стал» и «Храняй младенцы, как младенец, в яслях возлежит». Вот приходят восточные мудрецы – звездочеты – и увидя в яслях спеленутого Младенца, падают перед Ним ниц и просят Его принять их дары, как принимает Он Трисвятую песнь серафимов. Сама Пречистая Дева просит об этом же Сына Своего, ибо у Ней есть нужда в этих дарах, ибо Она должна ради спасения Его человеческого естества от руки пророкоубийцы и детоубийцы Ирода бежать в Египет. Вместе с тем Она просит Христа быть милостивым ко всем, живущим на земле: «Не как только Твоя Мать, Дитя Мое Милосердное, и не потому, что молоком кормлю Тебя, сотворившего молоко, но как Мать всех, за всех молю Тебя, ибо чрез Тебя Я стала всего рода Моего и устами, и усладой» . Такими словами в V и в последующих столетиях в день Рождества Христова утверждалось исповедание в Лице Господа Иисуса Христа совершенного Бога и совершенного Человека и Пречистой Его Матери как Богородицы.
На рубеже VII-VIII столетий преп. Косма Маюмский написал канон на Рождество Христово, в котором исповедовал в обличение монофелитской ереси две воли в Господе Иисусе Христе. В своем каноне святой песнописец подчеркивает восприятие Сыном Божиим всей природы человеческой, кроме греха. Он говорит, что Создатель, видя погибающего человека, которого Он создал Своими руками, сходит на землю и принимает от Девы все человеческое естество, становится «сообразен бренному умалению» и «причастием плоти горшия», но «землен быв», пребывал Богом. «Невещественный сый прежде» принимает «одебелевшую плоть», чтобы привлечь к себе падшего первозданного.
Кроме св. Ефрема Сирина, преп. Романа Сладкопевца и свт. Космы Маюмского, священные песнопения на праздник Рождества Христова слагали св. Софроний, патриарх Иерусалимский, св. Андрей Критский, он же Иерусалимский, св. Герман, патриарх Константинопольский, преп. Иоанн Дамаскин, монахиня Кассия и др. песнопевцы, исповедуя в этих песнопениях православное учение о Христе Спасителе. Так к X веку создалась та рождественская служба, которую нас сподобляет Бог слышать 25 декабря.
Остается сказать несколько слов о Рождественском посте. Рождественский пост ведет свое начало от древнехристианского обычая поститься накануне великих праздников, чтобы в сам праздник причаститься Святых Тайн .
Такой однодневный древний пост сохраняется до сего времени накануне праздника Крещения Господня. В силу этого обычая, как только был установлен праздник Рождества Христова, появился и пост перед ним.
Но благочестивое стремление к подвигу поста не ограничивалось одним днем. Из слова св. Иоанна Златоуста на память мученика Филогения, совершавшуюся 20 декабря, видно, что в его время Рождественский пост начинался 20 декабря и, таким образом, уже был пятидневным, некоторые же христиане не ограничивались этим сроком, увеличивая пост за пределы 20 декабря . Так из пятидневного пост перерос в недельный, затем – в трехнедельный . Некоторые же стали поститься, как и в Великом посту, в течение сорока дней, т. е. с 14 ноября. Такой пост встречается уже в Ипотипоси-се преп. Феодора Студита († 826) . С введением в отдельных монастырях, как обитель св. Феодора Студита , сорокадневного поста, во многих местах еще сохранилась и прежняя практика. Многообразие практики рождественского поста в Восточной Православной Церкви существовало до патриарха Луки Хризоверга (1156–1169), когда было установлено, чтобы все христиане постились перед праздником Рождества Христова 40 дней .
Много веков прошло с того времени, как установлен был праздник Рождества Христова. Язычество как мировоззрение античного мира и ереси, порождение религиозного рационализма, оказались преданы забвению. Праздник же Рождества Христова продолжает существовать, и христианин каждый год с благоговением и трепетом ждет того дня, когда он услышит радостную песнь: «Рождество Твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума», ибо в родившемся в Вифлееме в царствование Августа и в правление Сирией Квириния Младенце Иисусе были оправданы чаяния всех земнородных, и принесенное Им на землю учение одержало в истории победу над «философиею и пустым обольщением» ().
Про Россию? Откуда ж мне знать… Царства кесаря приходят и уходят, и давным-давно было кем-то сказано: «Господь обещал Церкви, что пребудет она до скончания века, и врата адовы не одолеют ее. А России Он этого не обещал»… Вот Церковь, ее состояние и жизнь - меня волнуют. Что есть Рождество Христово - для православных христиан, для нынешней Церкви в России, это действительно вопрос…
Хотя, впрочем, есть одна мысль и о России сегодняшней, в которой, как во дне сегодняшнем в противовес умозрительному, маятному, зудящемуся почесухой прогнозов и мечт «будущему», мы все-таки живем сию минуту .
Те события, которые мы именуем «церковными праздниками», то есть Пасха Христова, Господские и Богородичные праздники, и вот Рождество Христово, для ее жизни - во многом - я бы назвал «скрепами». Над словосочетанием «духовные скрепы» сейчас не посмеялся только ленивый, да и поделом, больно уж оно замызгано. Но я имею в виду другое¸ и политика, светская ли, церковная, тут вообще ни при чем.
Рождество, когда в мир человеком является Сам Бог, и в этом событии наше злое сиротство обретает Отца - в Отце, Брата и Спасителя - во Христе, Мать - в Приснодеве, действительно, есть одна из невидимых скреп, которые пронзают и скрепляют воедино бесформенный ком нашего земного существованья, питают его электричеством нетленной жизни. Другое дело - кто-то это прозревает, чувствует, этим жив, кто-то - нет… И скрепы эти - не человеческие, но Богочеловеческие. Вычлени из них Божье - останется человеческое, и скрепы начнут окисляться и ржаветь.
Сергей Дурасов
Праздник земного рождения Божьего Слова, Логоса, для нас совпадающий по времени с западным Богоявлением, а по древней восточной традиции и нераздельный с ним, - луч милостивого света, блеск чуда присутствия Бога в человеческом мире среди моря безумия, «безсловесия» (ἀλογισμός, ἀλογία). Зазор между календарями - какие бы драматические и роковые для христианского мира обстоятельства ни стояли за ним - несет в себе и что-то от Откровения: как бы то ни было, «западное» и «восточное» Рождество сосредоточены на различных и взаимно-необходимых аспектах самого события и его празднования. Проецировать на календарную разницу политические и культурные предпочтения и, высказываясь по этому вопросу, принимать смущенно-виноватый или брюзгливый тон - по-моему, верный способ лишить себя пользы духовного созерцания Рождества, даваемого что одной, что другой традицией.
Рождество Христово - ежегодное обновление присутствия Божьего Логоса в твари, считать ли его, согласно церковному догмату, данным единожды и навсегда «в устроении полноты времен» (и в одном исключительном историческом лице человека Иисуса Христа), или, вслед за Симоной Вейль, полагать это присутствие вечным для всех времен и народов. Здесь тоже, при казалось бы непримиримом различии, есть некая общность поверх слов и формулировок. Видеть «Агнца, закланного от создания мира» (Откр 13:8), в каждом сокрушительном несчастье, в каждом людском - и не только людском! - страдании есть, по моему мнению, необходимая часть праздничного созерцания и молитвы для любого, для кого Рождество не сводится к привычному обряду или праздничному столу.
В своей более чем тысячелетней истории и в своем сегодня, как внутри, так и вовне, моя страна близко и интенсивно связана с неисчислимыми людскими страданиями, и в каждом из этих страданий - Агнец, он же - Логос Божий, он же, если угодно, платоновская Мировая Душа, описываемая в «Тимее» как распятое живое существо. Понятно, что количественные сравнения и гордость жертвами неуместны и кощунственны; не впадая во что-либо подобное, я, тем не менее, не могу удержаться от взгляда на Россию как на саму пещеру Рождества или как на колоссальный алтарь - не потому, что принесенные здесь жертвы и их страдания исключительны, но лишь потому, что они мне физически ближе и переживаются мною сильнее. «Я от памяти такой горблюсь», - писал полвека назад официозный поэт, внутренне мучимый отнюдь не только «эхом прошедшей войны». Под грузом этой памяти можно не просто сгорбиться, но сойти с ума или умереть; убегая от нее, можно убить в себе совесть; за примерами далеко ходить не надо. От того и другого спасает созерцание Слова Божьего, лежащего младенцем «во яслех безсловесных», среди теплого дыхания животных, как будто неспособных воспринять тайну, но тоже странно причастных ей. Живое Слово, что превыше слов, Смысл, «что превыше всякого ума» (Флп. 4:7), - это Его таинственный лик предстает мне в молчаливом созерцании мира и, прежде всего, страны, в которой мне выпало родиться и жить. Сказать об этом переживании, чтό оно такое, моих слов не хватит даже на это. Но важнее, чем оно, вероятно, в жизни нет ничего.
Дмитрий Строцев
Ленинградский поэт Леонид Аронзон записал в дневнике в августе 1966 года: «Я рассматриваю христианство как первую атомную бомбу».
Христос, помимо мистических обстоятельств Боговоплощения и обожения твари, взорвал, необратимо нарушил всеобщую гармонию насильственных практик. Теперь согласный хор всех противоборствующих людоедов, их миметические антифоны, всегда - резким диссонансом - нарушают голоса предаваемых на заклание, будь то в Украине, в Сирии или у стен Кремля.
Российское, постсоветское Рождество так же реально, как и двадцать веков назад. Идеологи новой симфонии Церкви и государства наивно настроены на паях управлять «термоядерной реакцией», контролировать потоки «атомных энергий», как будто они имеют дело с рукотворной АЭС, а не с апокалиптическим взрывом. Большевики, в их отчаянной попытке повернуть реки веры, надежды и любви, увести пастухов и волхвов от Пещеры, кажется, были более трезвы.
Я разделяю оптимизм пророка-философа Рене Жирара. Автоматизация насилия ведет к великому росту святых - только в Русской православной церкви больше 30 тысяч новомучеников за одно прошедшее столетие. С таким сонмом, сообща, соборно, доломаем эту совершенную машину человекоубийства. С Рождеством Христовым!
Один из величайших филологов прошлого столетия, Эрих Ауэрбах, писал: история Христа, «взятая сама по себе, в отрыве от посмертного и до конца не актуализированного триумфа в мире […] столь пугающе безнадежна, что единственным выходом, единственным спасением от полного отчаяния остается уверенность в реальном, конкретно ощущаемом исправлении положения дел в потустороннем мире». Эта история столь мучительна и бессмысленна, что вынуждает к конкретности и напряженности эсхатологических переживаний - они не могут остаться неким общим представлением о «конце времен», не могут остаться простой отсылкой к завершению - только «конец» и одновременно «полнота» времен могут дать смысл всей этой бессмыслице.
«История Христа» изменила сознание европейских народов - причем изменение это, напоминает Ауэрбах, происходило гораздо медленнее, чем усвоение догматического христианства: принять некое учение, знать его и считать истинным - и пережить, перестроить себя, свой способ видеть - в первую очередь видеть себя самого в этой перспективе - состояния не только не одновременные, но и способные никогда не совпасть. Переживание способно вести к отвержению догматики, а догматика способна позволить разделяющему избавиться от переживания.
Праздник Рождества дан как чистая радость - его трепет и его восторг разделяют и те, кто совершенно свободен от христианства: это праздник рождения, ликования приходящей жизни и небес и земли. В Рождестве Христос оказывается завершением и полнотой принятия мира - космический, языческий бог и царь - а последние столетия мы ведем и отсчет времен, привязываясь к Рождеству - между рождением и крещением, первым и вторым рождением, во плоти и в духе, празднуя пребывание дня, возрождение, восхождение жизни - к полноте лета.
Иконы говорят о другом - во взгляде Марии знание грядущей трагедии, той истории, которой предстоит состоятся, во взгляде младенца - царь и судия, которому по свершении истории - над ней - предстоит судить мир.
Но радующимся и празднующим дано в эту ночь забыть об этом знании - забыть на мгновение, в котором сходятся вести Ветхого и Нового Заветов с вестью всякой жизни - не о победе над смертью, которую возгласит Пасха, разделяя, но о забвении смерти в рождении, радости чистой, никого не преоборяющей - рождестве Нового Адама, в коем полнота жизни.
Анна Шмаина-Великанова
Мы как общество застряли в каком-то переходном периоде, который грозит стать постоянным, как и все временное. С одной стороны, Рождество - последний аккорд в череде зимних празднеств, день, когда потребители уже устали потреблять. С другой - официальный праздник, духовная скрепа и торжественный прием.
Но праздник так и не стал у нас пока тем, чем он является в большинстве христианских стран - уютным домашним торжеством, днем нежности и доверия к близким. Что лучше подходит к истории маленькой семьи, которой даже места в гостинице не нашлось, и которая в то же время произвела на свет и сберегла Того, Кто больше всей Вселенной?
Мы на пути к своему Рождеству.
Событийность Рождества не означена календарем, он скорее помеха - в растерянности православный, подпоясавшись, встречает 7 января, когда во всем мире праздники давно отгремели. Неприкаянность вечно догоняющей культуры, сдвиг на задворки цивилизации, в лес, где елки «сусальным золотом горят»» и вообще лишь «игрушечные волки» обитают. - Все так зыбко, непродуманно, тягостно, не по-кантовски. Стоять два часа на литургии, когда вокруг толкотня, праздничность скорее в фантазиях, ощущения вязнут в окружающей тихой печали. Рождество в России существует лишь во внутреннем мире. А в нем - всемирная история до России. Да и может ли Рождество быть пережито как состоявшееся событие?
«Какая линия могла бы передать
Хрусталь высоких нот в эфире укрепленном,
И с христианских гор в пространстве изумленном,
Как Палестрины песнь, нисходит благодать!»
Мария Штейнман
Формула Рождества
«В тот год осенняя погода стояла долго на дворе. Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе». Период предновогодних и новогодних праздников начиная с Нового года и почти до самого Рождества был подчинен ожиданию зимы и снега. Настанет? Не настанет? Выпадет? Не выпадет? Рождество без снега большинству кажется чем-то неестественным. По существу - это причудливая метафора нашей современной реальности. С одной стороны, мы практически сравнялись с Европой - и у нас, как говорится, «европейская зима»: мягкая, теплая, влажная. С другой стороны, лишенный снежного покрова московский пейзаж неуютен и тревожен. «Грязевики» вместо снеговиков на Новый год и блокпосты с оцеплениями на новогодних гуляниях в центре Москвы. Основные эмоции - разочарование и настороженность.
Поэтому на рождество снег просто необходим. Снег скрывает стабильную серость окружающего мира. Снег обещает радость, как в советском фильме «Чародеи» («это в городе тепло и сыро, а за городом - зима, зима, зима!»). Снег для наших широт - условие чуда. В том числе - да, и чуда Рождества. Эту формулу впервые, пожалуй, вывел Борис Пастернак в «Докторе Живаго»: «Просто надо написать русское поклонение волхвов, как у голландцев, с морозом, волками и темным еловым лесом».
Этот же самый мороз (да и волки тоже) уже появлялись в щемяще-нежном описании рождества у И. Шмелева. Формально адресат («милый мальчик») - Ив Жантийом, чьим крестником стал Шмелев уже в эмиграции. На самом деле этот рассказ - колыбельная погибшему сыну писателя (Сергей, офицер царской армии, был расстрелян в Крыму в 1920), и оттого так пронзительно-светла его интонация. Чиста и детски-наивна одновременно: «Видишь - кормушка с сеном, светлый-светлый мальчик, ручкой манит?.. Да, и волков… всех манит. Как я хотел увидеть!.. Овцы там, коровы, голуби взлетают по стропилам… и пастухи, склонились… и цари, волхвы… И вот, подходят волки. Их у нас в России много!.. Смотрят, а войти боятся. Почему боятся? А стыдно им… злые такие были. Ты спрашиваешь - впустят? Ну, конечно, впустят. Скажут: ну, и вы входите, нынче Рождество! И звезды… все звезды там, у входа, толпятся, светят… Кто, волки? Ну, конечно, рады».
Описание почти буквально совпадает с «Рождественской звездой» Пастернака, где в центре та же мысль «пойдемте со всеми, поклонимся Чуду». Но уютный рождественский морозец сменяется у Пастернака тем самым «ветром из степи». Ледяному ветру противостоят уязвимые и неуязвимые одновременно чудеса человеческого духа.
И странным виденьем грядущей поры
Вставало вдали все пришедшее после.
Все мысли веков, все мечты, все миры,
Все будущее галерей и музеев,
Все шалости фей, все дела чародеев,
Все елки на свете, все сны детворы.
Весь трепет затепленных свечек, все цепи,
Все великолепье цветной мишуры…
…Все злей и свирепей дул ветер из степи…
…Все яблоки, все золотые шары.
Чудо случается не «благодаря», а «вопреки» всему, в этом его суть. «Кто грядет, никому непонятно», как написать Бродский в 1971, а на самом деле прекрасно мог бы написать и сейчас. Мы по-прежнему «не знаем примет» и по-прежнему можем опираться только на веру в «неизбежность чуда», которая по-прежнему (что парадоксально само по себе) прямо пропорциональна силе окружающей стабильности.
Впрочем, в современной культуре у тьмы, мороза и холодного ветра появилась еще одна устойчивая коннотация - Стена из «Игры Престолов». И можно было бы ее не замечать вовсе, если бы не устойчивость выражения «Зима близко» применительно к нашей, скажем так, общественно-политической реальности. Ветер и мороз из-за Стены становятся символами то ли глобальных угроз человечеству, то ли перемен не к самому лучшему в самой России (которая в литературной традиции XIX века неизменно отождествлялась не с Востоком, а именно с Севером).
Отсюда и главный вопрос - чтО сможет остановить тот самый «ветер из степи»? Стена? Или все-таки чудо?
«…Все яблоки, все золотые шары».
С Рождеством!
Ольга Балла-Гертман
Для чего Рождество современному - постхристианскому - миру? Почему недостаточно ему для проживания всех связанных с этим праздником смыслов (праздники же затем и заведены, чтобы регулярно проживать определенные смыслы и неотделимые от них чувства, чтобы соединять тех, кто все эти чувства и смыслы проживает вместе) Нового года - всеобъединяющего «праздника смены календаря», который, казалось бы, должен устраивать вообще всех подряд, и верующих и неверующих, и христиан и нехристиан - миру, пишущему на открытках политкорректное «Season Greetings», чтобы никого не обидеть и чтобы никому не пришло в голову задаваться излишним вопросом, а о чьем рождении вообще-то идет речь? Имеет ли Рождество в нынешнем мире хоть какой-нибудь смысл, кроме рождественского шопинга и застолья, покоя и семейного уюта, которые способны легко связаться с чем угодно еще, хоть с тем же Новым годом? На какое объединение нынешних людей на этом основании возможно надеяться, когда и сами христиане не договорились между собой даже о том, когда оно произошло, и празднуют его даже не дважды, а трижды? - Для многих православных церквей: Иерусалимской, Русской, Грузинской, Сербской, Польской, для Украинской греко-католической, для старообрядцев и старостильных церквей Рождество приходится на 7 января, другие православные церкви - Константинопольская, Элладская, Болгарская и еще некоторые -отмечают его 25 декабря по календарю новоюлианскому - он долго будет совпадать с григорианским, до 2800 года, на наш век хватит, - католики - 25 декабря по календарю григорианскому, а Армянская апостольская церковь, одна из древнейших, и с нею - Ассирийская церковь Востока, Коптская, Эфиопская. Эритрейская, Маланкарская православные церкви - вообще 6 января (и не без оснований: именно в этот день Рождество церковь праздновала с конца II до середины IV века, так что эта память - самая глубокая, но что же тогда - значит, и самая точная?)? И даже год, в который произошло празднуемое ныне событие, был предложен Дионисием Малым в качестве точки отсчета обжитого нами летосчисления только в VI веке, на основе данных Хронографического сборника за 354 год, относящего рождение Иисуса отнесено к году консульства Гая Цезаря и Эмилия Павла - который мы все теперь называем первым годом «нашей эры». А так вообще-то на сей счет существовали и существуют разные мнения…
Не затем ли так, что именно во всех этих различиях, в принципиальной множественности своих обликов праздник Рождества сохраняет смысл как живое напоминание об общих основах мира, который основывает себя на христианской культуре - независимо от степени своего нынешнего неверия, от всех расхождений и взаимонепониманий, - мира, обязанного христианству самим собой? Не важно ли оно как переживание этих основ заново - пусть хотя бы только возможность такого переживания?
Это, разумеется, так: праздники - форма памяти. Которая остается - и сохраняет жар создавшей их реальности - даже тогда, когда память эти формы, казалось бы, покидает.
В самом деле, разве не хранит праздник Рождества глубокие смыслы нашей жизни (можно сказать осторожнее - нашей культуры; культура - система заграждений, защитных механизмов, оберегающих жизнь от небытия) вопреки любому неверию и невниманию? А то, в каком-то смысле, даже и благодаря им, - незамечаемое ведь действует сильнее.
Разве не возвращает оно нам чувство радикального обновления мира? - или хотя бы напоминает об этом чувстве тем, кто не готов его во всей полноте разделить. Разве не напоминает о реальности и ценности чуда - интуицию самой возможности которого Новый год в его привычном нам облике заодно с символикой (вплоть до вифлеемской звезды в навершии елки!) попросту заимствовал у Рождества, имея на то, вообще говоря, минимум оснований. Оснований-то было немного, а вот потребность - была. Собственных смысловых ресурсов у праздника смены календаря оказалось недостаточно. Он до сих пор светит отраженным светом.
Можно пойти и глубже. Например: независимо от того, насколько это сегодня осознается, в точке Рождества, в его стойкой образности сохраняется схождение воедино того, что раньше никогда не сходилось, несовместимого - и с рождественских пор нераздельного: спасения мира - и младенца; новорожденного, облеченного животворящей силой, самого мощного - и самого хрупкого. Не держится ли все еще на этом парадоксе современный мир, даже его не осознавая?
А то, что для разных церквей и стран праздник приходится на разные даты, не о том ли говорит, что дело здесь вообще не во времени?
Разве даты и прочие условности - не для того, чтобы у людей была возможность видеть - то, на что, как на Солнце, без солнечных очков смотреть невозможно?
Не напоминают ли нам солнечные очки - о Солнце?
Рождество - вызов современному миру уже потому, что оно - не о символических системах и не о культурной памяти. Оно о реальности.
Вот и главное: та Реальность, благодаря которой возможны все формы отраженного света, все виды памяти и забвения, все степени видения и угадывания, - та Реальность, силой которой все вообще есть и живо, и ее жар мы чувствуем сейчас. То, о чем разными, не всегда и не вполне прозрачными друг для друга языками говорит нам праздник Рождества - вообще не прошлое. Это всегда и сию минуту. Он жив. То, что мы вспоминаем 7-го января - происходит сейчас.
Христос раждается, славите.
Павел Спиваковский
Ночь перед Рождеством
Сегодня свет Вифлеемской звезды приходит к нам не напрямую, а лишь отраженным сиянием. Миф об априорном экклесиологическом превосходстве православия над западными христианскими деноминациями, как и следовало ожидать, рассыпался в прах. «Мы» уже слишком явно и давно не «самые лучшие и правильные», а нескрываемо сталинистская канонизация Матронушки, с ее языческими и оккультными практиками, открытое прославление патриархом Кириллом действий Сталина и чекистов и бесстыдная конъюнктурно-имперская, открыто профашистская позиция руководства РПЦ МП не оставили от ее самолюбивых «духовных» претензий камня на камне. Однако существует ли положительный исход из нынешнего экклесиологического тупика? Возможно, да, но связан он не с победами, а с возможностью явных и очевидных для всех поражений. Александр Солженицын ясно очертил особенности подобного рода ситуаций: «Простая истина, но и ее надо выстрадать: благословенны не победы в войнах, а поражения в них! Победы нужны правительствам, поражения нужны - народу. После побед хочется еще побед, после поражения хочется свободы - и обычно ее добиваются. Поражения нужны народам, как страдания и беды нужны отдельным людям: они заставляют углубить внутреннюю жизнь, возвыситься духовно» . Об этом же и «Походная песня» Ольги Седаковой. Солдаты великой наполеоновской империи оказываются свидетелями ее разрушения: «Над всем, чего мы захотели, гуляет какая-то плеть. / Глаза бы мои не глядели. Да велено, видно, глядеть» . Несмотря на наличие далеко не преодоленных имперских устремлений, эти французские гренадеры смогли осознать не только неправоту своих деяний перед Ликом Бога, но даже и то, что эти деяния заслуживают кары…
Сможем ли и мы осознать нечто подобное?
Увы, сейчас это практически нереально.
Несчастные субалтерны, воображающие себя встающей с колен имперской нацией, не хотят (и очень маловероятно, что захотят) услышать правду. «Третьему Риму», уже лежащему во прахе, в сущности, безразлично, где он на самом деле находится : пьянящий сознание миф важнее и мощнее любой отрезвляющей реальности. «Нашим планам нет предела, всем народом рвемся ввысь, и в распухнувшее тело раки черные впились! <…> Холодок бежит за ворот, пасть разинул соловей: не сдается лютый ворог милой родине моей. Соловей хрипит на ветке, гнется дерево под ним; “кукареку”, - вопит в клетке шестикрылый серафим; птичка Божия не знает ни пощады, ни стыда: сердце с мясом вырывает и сжирает без следа. А струна звенит в тумане, а дорога все пылит… Если жизнь тебя обманет, - значит, родина велит» , - писал Ленечка, прекрасный и бескорыстный герой рассказа Татьяны Толстой «Лимпопо». В мире консервативной (псевдо)традиции все наиболее важное уже подменено и профашистски деконструировано. Бог сам по себе не нужен, точнее, нужен лишь как фетиш, как атрибут величия этатистского молоха, пожирающего человеческие души и неустанно требующего жертвенного служения своим ненасытимым амбициям. Так зачем нам вообще Рождество? Разве что для утверждения великой «русской пасхальной духовности» в противовес западной якобы радикально антропоцентрической «рождественской» культуре? Проблема, однако, в том, что эта «пасхальность» лжива, потому что империи не нужно Царствие, если оно не от мира сего, ей нужно лишь земное господство здесь и сейчас.
Мир, в который пришел младенец-Христос, был побежден Богом-«самоубийцей», сознательно обрекшим Себя на поражение, для того чтобы воскреснуть и победить так, как только и может побеждать христианин, следующий за Ним. Через поражение. Никак иначе.
Поэтому только оно одно и способно даровать нам надежду на спасение. Только из мрака и бездны может дойти до нас вифлеемский свет, ныне плотно заслоненный имперскими одеждами и тяжким золотом бесчеловечного «Русского Мира».
Светлана Мартьянова
Что значит событийность Рождества для социальной и культурной жизни России 2018 года? В год празднования столетия А.И. Солженицына не могу не вспомнить слова одного из героев «Ракового корпуса»: «Фрэнсис Бэкон еще в XVI веке выдвинул такое учение - об идолах. Он говорил, что люди не склонны жить чистым опытом, им легче заграждать его предрассудками. Вот эти предрассудки и есть идолы». И, как мне кажется, нам особенно важно сейчас научиться жить этим чистым опытом, «разгерметизироваться», быть открытыми к той новой реальности, которая за этим опытом открывается. Тогда, возможно, мы научимся дару различения, понимания и интерпретации этого опыта. Возможно, в этом наш путь к пещере Рождества, который - не будем приводить примеры - нами как обществом, конечно, еще не пройден.
С особой актуальностью. переживаются сейчас богословские открытия и прозрения литературы XX века, связанные с Рождеством, - рождественские стихи И. Бродского, в которых нами понято далеко не все. Например, строчки:
На севере если и верят в Бога,
то как в коменданта того острога,
где всем нам вроде бока намяло,
но только и слышно, что дали мало.
Как много они дают для понимания нынешних социокультурных процессов, но даем ли мы себе труд подумать об этом? Или тот «свет ниоткуда», рождение надежды в условиях совершенно безнадежных в самых мрачных главах «Круга первого»? И, действительно, свет Рождества - не поверхностный оптимизм, о котором сейчас даже и стыдно говорить, а являющая себя вопреки всему непреложная глубина жизни. Это сильно бьющий свет, обличающий ложь, самодовольство, нарциссизм; свет, открывающий новые пути жизни.
Уходящий год был связан для меня со многими мемориальными проектами, посвященными литературоведам В.Е. Хализеву, И.Л. Альми. Они дали нам новое понимание русской литературной классики и были независимыми просветителями, верившими в силу слова, в литературу как «ворованный воздух».
Поэтому возвращение к Рождеству неразрывно связано с опытами чтения русской и мировой классики: хотелось бы уберечь литературу от гонений, которым она сейчас подвергается. У нас замечательное наследство, но сумеем ли мы им воспользоваться?
Алексей Лызлов
В 2018 году многие в России вновь будут праздновать Христово Рождество. Рождественской ночью заметно полнее окажутся православные храмы, столы исполнятся праздничных яств и веселящих сердце напитков, будут поздравления, улыбки, радость общения и доброго безделья. Будет хорошее человеческое веселье, каковое всегда бывает в праздник - когда люди вспоминают или полнее начинают чувствовать, что быть - это радость, а быть друг с другом - радость сугубая. Но в самом сердце этого веселья и одновременно - словно затерявшись в нем, так что услышать сможет лишь тот, кто захочет прислушаться, - будет звучать тихий лепет Младенца, Которому не нашлось места даже в самой скромной гостинице.
Тот, Кто сотворил небо и землю, не нашел себе места на этой земле под этими небесами, Тот, Кто сотворил человека, рождается странником среди людей. И так рождается Тот, Кто один лишь способен так войти в жизнь этого мира, в жизнь человека, чтобы эта жизнь жительствовала , чтобы самая смерть была побеждена. Так рождается тот Единственный, Кто, родившись в мире, оказался способен не просто изменить жизнь людей в ее облике , но восстановить ее в ее существе .
И вот мы, христиане, нередко думаем о том, как нам обустроить свою жизнь, как сделать ее лучше для себя, для домашних или для большего круга людей - для жителей нашего города, села или деревни, для наших сограждан или даже для жителей планеты. Вспоминаем ли мы тогда об этом Младенце, Которому не нашлось места в гостинице - о Том, Чье имя мы, назвавшись христианами, носим? Есть ли в наших столь замечательных, разумных, нужных и благих делах эта Христова неуместность, эта уязвимость Его любви, ее чуждость миру сему, где каждый просит лишь одного: «Дай мне мое»? Готовы ли мы вместе с Ним стать уязвимыми, неуместными, странными - не устраиваться в этом мире, а быть для него светом, так нелепо освещающим подчас то, что было бы удобнее не видеть? И любим ли мы Его так, чтобы это было не тяжким для нас, а было нашей радостью и весельем?
Об этом напомнит нам праздник Рождества. И дай Бог каждому празднующему от чистого сердца ликовать о том, что он - Христов, и знать, что этот Младенец, лежащий в яслях - его самая большая радость!
Яна Токарева
Третьеклассников-октябрят принимали в пионеры не сразу, а в несколько смен: осенью - достойнейших, за отличную учебу и примерное поведение; зимой - хорошистов, а совсем поздней весной, когда все вокруг уже в галстуках и звездочку с кудрявым Вовочкой носить невыносимо стыдно, - самых отъявленных хулиганов… и весь наш образцово-показательный класс, специально отобранный для лучшей учительницы начальной школы. Потому что пока мы в своих звеньях-звездочках не подтянем всех отстающих до нужного уровня - звания пионеров мы не достойны.
Российское, позади планеты всей, Рождество, для меня - о чем-то похожем. О том, что до христианства нам еще расти и расти. И ликовать вместе с просвещенными слоями населения, догнавшими и перегнавшими Европу, не получается и не получится.
Ольга Меерсон
Русское Рождество и Рождество в России - это разные вещи. Общее им то, что они 7 января по всем календарям - исключая собственно Минею праздничную (она просто используется на 13 дней позже, но на дату 25 декабря).
Различие же в том, что в России это значит, что настало Рождество, а то, первое, «католическое» - невзирая на то, что его празднует весь западный мир и несколько православных поместных церквей, включая и Церковь собственно Эллады. Тут аберрация сознания связана отчасти с эквивалентом «русского» (например, употребляемого в России церковного календаря, оторванного от гражданского) и «православного». Отчасти же с тем, что разницы между разными конфессиями - притом не только на Западе, но и вообще вне России - не существует. Все они справляют «католическое» Рождество.
В случае же восприятия «русского» Рождества собственно за рубежом аберрация сознания другая: это такая, мол, экзотика, у них, в старом свете и в ихней древней и дикой скифо-азиатской Евразии так принято. Ну и ладно: мы всех любим. Как сказал таксист-араб в Иерусалиме, везший нашу большую еврейско-православную компанию на ночную литургию в Старый Город (говорили мы на иврите: это был общий язык, а год был 1977-й, начало), «по мне все религии ничего страшного - даже друзы (афилу друзим / אפילו דרוזים)». Незабвенно и очень смешно - из-за этого «даже».
Вот и американцы так же к «русскому» Рождеству относятся, да и вообще люди общезарубежной культуры - обобщенные до нее для простоты, как Рождество по-старому - до «русского».
Теперь дальше. Писать могу только о своем восприятии или о восприятии себя другими, заграницей. И это при том - что собственно приход моего мужа на новом стиле (для неподвижных праздников - Триодь же у нас «старостильная»). Так что мы литургически отмечаем Рождество 25-го, а попразденство Богоявления (то есть часто его само) 7 января. Но поздравляют меня мои западные коллеги и знакомые обычно 7-го: я ведь «русская».
Русское Рождество у нас тут лишено коммерческого аспекта, что хорошо, после ажиотажа, затмевающего Младенца и то, что Ему «ни едину же месту бе обиталищу», но путает карты именно литургически: те, кто по Новому стилю (включая и приход моего мужа и моих детей), только что отпраздновали Богоявление - и опа! - опять к Рождеству. Но такие литургические завихрения имеют и положительную сторону: во-первых, более древние праздники (Богоявление) связываются по символике с Рождеством, как было и изначально (у Армян, которые сейчас здесь по-новому, например, 6 января в обиходе называется «Армянским Рождеством» - то есть видна связь между событиями Богоявлений - вплоть до Сретения, если литургически определять): они не так дискретно тогда распределены во времени, а ведь символически они и неразрывны.
Во-вторых вытекает в нашем восприятии из сказанного во-первых: чем больше завихряется линейное время или чем больше завихряется время в линейном его переживании, тем больше в нашем восприятии оно указует на вечное.
Меня и раздражают, и радуют несовпадения календарей: и хочется быть всем вместе, и радует то, что каждая сторона готова проделать некий путь в сторону другой. А этот путь к вниканию в мир и время другого - это есть и образ усилия любви и самотрансцендирования. Впрочем, это уже видно в обнадеживающих поздравлениях друг другу со стороны людей разных календарей здесь, в Фейсбуке, например. По-моему, эти поздравления прекрасны.
Но иногда много путаницы. Например, в Иерусалиме греки по-старому (вслед за Константинополем), поэтому у меня тут 25 декабря была 41-я годовщина первого Причастия в кувуклии Гроба Господня. Но это была Неделя Праотцев, а не Рождество. И как с этим быть? А вот тем же диалогом времен и их проекций на наши земные календари.
Бывают же моменты, когда такое запоздалое празднование раздражает, но это и как когда бывает разрыв - особенно большой - в праздновании Пасхи. Тогда кажется, что нам, русским, западло так рано праздновать: мы еще типа «не готовы», а у них, западных людей, все слишком просто и легкомысленно. Вот тогда я вспоминаю старую и прекрасную песню Анри и Хвоста про Страшный суд: арию-монолог «праведников», особенно вот это:
А нас, а нас
Давно на небе ждут -
Пускай еще
немного подождут.
Пускай сперва
Гоморру подожгут,
А нам про-тя-нут жгут.
Но это заботит именно меня как православную и «русскую» (в представлении местных жителей). Несколько бередит мою совесть: как будто я и «мои» - все мы - несколько величаемся над «местными», превратившими праздник в коммерческое предприятие. Для самих же местных жителей это («русское» Рождество - как «армянское» - 6-го) просто одна из экзотических традиций одной из иммигрантских групп, вполне здесь почитаемых.
А вот хочу рассказать курьезное, про личный опыт и некоторую неожиданную пользу от накладок с календарями: такие случаи помогают стать над временем и увидеть переживание в нем События - как вечного.
Я люблю «русское» Рождество, возможно, отчасти потому, что живу не по его календарю, и в Церкви тоже. Мне нравится именно то, что дойдя до Богоявления и водосвятия и Крещения, можно вернуться к тому же циклу повторно, но уже более созерцательно. Интересно, что в нашей Православной Церкви Америки, где почти все на новом стиле, кроме пары приходов, все попы и даже некоторые архиереи любят съезжаться на Старое Рождество на Литургию там, где ее служат (у нас среди Православной Церкви Америки ближайшее место - собственно, наш Никольский собор). Причина именно в том, что теперь можно собраться не на своих приходах, а «поверх барьеров». В этом году такого съезда не будет, потому что воскресенье и все служат у себя, по любому стилю.
А однажды у моего о. Михаила в алтаре (он на новом стиле) 6-го после крещенской литургии часы вдруг назад пошли - стрелки как в зеркале! Он отслужил и приехал к нам в Никольский к рождественской литургии по-старому! Чудо, конечно, но не без юмора. Ибо какая в сущности разница?
Думаю, дело тут не в календарях и вообще не во времени, а в его переживании - чем, собственно и является литургическая жизнь. Вот я бы собирала истории (моя, то есть мужняя, напр., прямо из святочного ряда!): ведь повествование больше имеет отношение к непосредственному переживанию, чем философские положения, хотя их можно из переживания вывести, да. Но просто тут мы говорим скорее не об абсолютной истине События, совершившегося во времени, но длящегося в вечности, а о переживании этого великого События в культуре или между культурами.
Перечитала разные отрывки и реплики, которые сюда вставила, и поняла, что при взгляде извне на Россию (не на местные традиции празднования «русского» Рождества!) в моей душе возникают именно чувства, выраженные отрывком из песни Анри и Хвоста. Праздновать церковные праздники по старому стилю, живя на новом - шизофренический нонсенс, который ярче всего проявляется в праздновании Нового года и всяких внутренних конфликтов для постящихся к Рождеству. Для русских православных приходов зарубежом старый стиль - верность России, и их можно понять. А для самой России - верность чему именно - старый стиль? Тут есть ложь. Исторически она связана с попыткой (удачной во многом) соввласти кооптировать обновленцев и вытекающей компрометации многих их реформ, в том числе и увязки между гражданским календарем и церковным. Соввласть была в этой увязке совсем не заинтересована: она не хотела, чтобы церковная жизнь как-то сопрягалась с мирской. А теперь что имеем? Большинство русских православных мирян (в праздничную минею не заглядывавших никогда) уверены, что «правильное» Рождество - 7 января, а не 25 декабря. То есть они живут и думают по новому стилю: 7-е января гражданского календаря не является для них 25 декабря, уже давно. А почему? Потому, что психика нормального человека такой шизы в отношении времени вынести не может.
В общем, сегодня, в 2018 году, в отличие от 1918, уже никто не называет 7 января «по-зарубежному», 25 декабря - «по-российски». Поэтому все символические ассоциации с «русским» Рождеством стали более механическими и изоляционистскими по отношению ко всей «мировой закулисе».
Проблема, таким образом, в том, что привести эти вещи в должное соответствие - дело именно РПЦ в России и ничье более. Но кооптация Церкви властью успешно - хоть и частично, слава Богу, - осуществляется при посредстве и старого календаря: достаточно просто не хотеть , чтобы жизнь внутри церкви для православных христиан в России как-то связывалась с их жизнью в целом…
Однако Самого Христа Рожденного можно встретить по любому календарю, и это утешает.
Думаю, что для России как страны Рождество не означает ничего. События духовно-символические не имеют отношения к политическим сущностям, таким как государство - те кесаревы, а оно - богово, по известной притче. Да, кесарь, по подсказке шустрых советников, всегда может, скажем, устроить из Рождества официальный праздник, какое-нибудь Торжество, но это не важно - это не будет относиться к рождению Спасителя. Гражданственностью не спасемся, недаром же, как писал Бродский, «и сам он - беглый». Поэтому не важны для христианина ни календарь, ни причуды локализации в том или в ином обществе - в российском или любом другом. Ну и пусть будет 2018-й, всего лишь третье тысячелетие христианства в начале (а сколько-то их еще впереди?). Рождество не имеет отношения вообще почти ни к чему, кроме Церкви и души; и это сам по себе радует, как предустановленное открытие маленькой щелочки в другой мир, которая не так чтобы все время закрыта, но почему-то без праздника легче забывается.
Рождества в русской памяти почти не осталось. Может быть, единственным рождественским вертепом в советское время был «Щелкунчик», с победой над иродом-крысом и началом спасения, движения от одревеневшего состояния, зимнего, к новому творению. Может быть, рождественской сказкой была «Ирония судьбы», повесть о бесприютности человечества, не знающего о бесприютности вертепа и потому обреченного повторять одни и те же ошибки.
Когда в эмиграции тридцатых годов, в скудном Париже, Иван Шмелев рассказывал о русском Рождестве, о рядах елок и свиных туш, это была еще одна рождественская сказка, о дарах волхвов, о довольстве, которое навсегда будет порукой в скорбях. Гениально Пастернак думал о том, когда мальчики и девочки, сестры и братья, вновь съедутся на Рождество, так что чудом будет сама возможность дарить подарки, даже не сами подарки. Так Рождество сопровождает наши печали, показывая их неуместность, но что далее? Россия забыла, кажется, о подготовке к Рождеству, и святыня Даров Волхвов была воспринята как что-то готовое, привезенное в наличном виде, а не как возможность начать жизнь беспричинно, «что внезапно вдруг оборвалась», примирившись со всеми, кто одарен даром жизни. «Мир тебе, благовествующему» - «Мир всем, благовествующим».
Современная Россия, кажется, не ожидает Рождества как торжества проповеди: Рождества ангелов, проповедующих пастухам, и пастухов, проповедующих своим друзьям и знакомым, волхвов, сообщающих добрую весть всем кроме Ирода, друзей и друзей друзей, проповедь которых дошла до средиземноморских глубин, волною морскою, застывая на глубинах в ожидании Воскресения. Если Белинский упрекал Гоголя, что писатель предписывает России проповеди вместо социальных реформ, то теперь мы видим, что ни одной проповеди России не было предписано в последние годы. Торжественное красноречие, озабоченное размышление, вопросы и рекомендации - это не проповеди. Настоящая проповедь ломает привычки речи и мысли, взрываясь потрясением всего человеческого существа, все переводя на язык грома. Россия, кажется, пока к Рождеству не готова.
Для России есть одна возможность Рождества: правда. Правда Елизаветы приветствовала Марию, и Мария исполняла всякую правду. Правда Иосифа вела в холодную пещеру, ставшую приютом радости и местом, где радость впервые не омрачилась неправдой. Правда ангелов потребовала от них не только петь, но и хороводом сопровождать движение времен и эпох, радуясь тем дарам, которые приносят века. Правда наших елок - кружиться в блеске, рассказывая о правде ангелов. Правда наша - мириться, чтобы от нас не отвернулись все ангелы.
Нам - несколько наскоро - объявлено, что мы живем в мире «постправды». Но Рождество говорит, что правда - начало и оттиск вечности. Нас уверяют, что «конец истории» выражается во всеобщем ресентименте, граничащем с массовым поветрием, или в триумфе политической воли, подпитываемой реминисценциями тотального господства. Но Рождество говорит о Христе, «здесь и сейчас» грядущем не только на смерть и на суд, но и на царство, несущее для кого-то немыслимо парадоксальную полноту времен.
Признать в каком-то иудейском ребенке «Господа господствующих» (с) всякий волен по дару высшей свободы. В любом случае, эта свобода - не предопределенность и не экстаз очередного «исторического» большинства.
Для христиан она - принятие или отвержение всегда личной власти - зова Агнца-Христа. Да и суд Христов - вердикт личного порядка, никак не производное от принадлежности к верной традиции или верному большинству…
Суд этот берет начало в Рождестве Христовом, в его потаенных, мерцающих сумерках. В его пещерных потемках едва уловимым, гаснущим отблеском огней по стенам ходит, пожалуй, наименее идеальное из всех платоновских созерцаний… Просто-таки любой, любой исторический жребий может сбиться в падение, может стать отвержением, наконец - прямым убийством Христа…
Но Рождаемый рождается навсегда - и мистическое Откровение озвучивает этот пылкий апостольский глас: «Се, гряди, Господи Иисусе!».
Смысл Рождества в современном мире - подступ к этому вызову Рождества, а отнюдь не его «плановым», более всего мишурным празднованиям…. Весть, принесенная Рождеством, спорит с любым предполагаемо комфортным существованием. Жертва сознательно идет на жертву - полную отверженность, изначальную обреченность. Но Она же переворачивает мир - «возводит низверженное» (с) ничуть не меньше, чем низвергает земное. «Невозможно … в одно и то же время и восходить по лестнице, и оставаться на земле», - вскользь замечает св. Иоанн Златоуст.
Напряжение, хоральность, прерывистый ритм рождественской ночи - в этом: земное либо становится «в человецех» «благоволением» (благотворным, высшим усилием воли), либо нисходит на уровни ниже прежнего - к Иродовой, а позже Иудиной, «политике», по-потребительски перепутанной со вседозволенностью.
Христос низвергает не что иное, как эту «землю»… И сгустком будущего, как и оселком «живших жизней», в Его Рождестве становится обещание меры воздаяния, соответствующей свободнейшему из личного - дани воли.
Есть в году день, когда в мире наступает беспредельная радость. Кажется, что небеса опускаются, и в них растворяется все земное. В едином порыве ликуют ангелы и радуются люди. Причину этой радости более двух тысяч лет назад возвестил Ангел вифлеемским пастухам: «Благовествую вам, что ныне во граде Давидовом родился Сын Божий – Спаситель мира». Это событие положило основу спасения человечества воплотившимся Христом.
История появления праздникаИз Евангельской истории известно, что Богородица накануне рождения Сына пришла в Вифлеем. Вместе с обручником своим Иосифом она участвовала в переписи граждан. Вифлеем – город маленький, в гостинице мест для всех не хватало. Поэтому Мария и Иосиф остановились на ночлег в пещерке. Таких мест в тех краях было много – туда пастухи загоняли на ночь скот. В ту же ночь и родился Христос. Младенца положили в ясли – кормушку для скота. Первыми воплотившемуся Богу поклонились пастухи.
Также поклониться Спасителю пришли волхвы. Эти мудрецы жили далеко на востоке. Они предвидели рождение Мессии и когда увидели на небе путеводную звезду, отправились за ней. Эта звезда в христианской истории называется Вифлеемской. Волхвам пришлось пересечь границы нескольких государств, прежде чем они пришли к бедным вифлеемским яслям. Богомладенцу мудрецы принесли в дар золото, ладан и смирну.
Эти подарки, которые получили название «Дары волхвов»
, имеют глубокое символическое значение:
золото
– символизировало, как приношение Царю, ведь Иисус воплотился, чтобы стать царем земным;
ладан
– священнический символ, ведь своим земным служением Христос стал Первосвященником;
смирна
– ею помазывали тело умершего человека, в рождественской истории она стала символом и указанием на искупительную жертву Христа за все человечество.
Впервые этот праздник христиане стали отмечать только в IV веке. До этого событие появления на свет Христа упоминалось первыми христианами в день Богоявления. Под воздействием эллинской культуры и верований, эти два праздника были разделены. Рождество значительно превзошло по значению Богоявление и практически сразу стало вторым христианским праздником после Пасхи.
На Руси Рождество ждали особенно. Сначала праздновали его, а потом встречали Новый год. Поэтому у христиан принято наряжать елки именно к Рождеству. В 1918 году Россия перешла на григорианское летоисчисление. Церковь продолжала и продолжает жить по юлианскому, старому календарю. Из-за этого сначала приходит Новый год и только потом Рождество.
Рождественский сочельникДень накануне праздника называется Рождественским сочельником. Это очень строгий постный день. Христиане стараются не вкушать пищи до самого вечера. Земля готовится встретить Божественного Младенца. Но по современной традиции поститься можно только до того момента, как после Литургии Сочельника на центр храма будет вынесена свеча и споют тропарь Рождеству.
Вечер этого дня называется Святым. Его традиционно проводят в кругу самых близких людей. За стол садятся с первой звездой. Она символизирует собой Вифлеемскую, приведшую волхвов к родившемуся Христу. Хозяйки к Святвечеру готовят двенадцать постных блюд. Скоромное разрешается есть только на следующий день. 12 число символическое – это и 12 месяцев года, и 12 апостолов, и 12 главных праздников Церкви. Главное лакомство – кутья. Под тарелку с ней кладут немного сена в напоминание о том, что Христос родился не в хоромах, а в бедных яслях.
Кутья – блюдо из проваренных зерен, чаще пшеничных, с медом и орехами. Только с XVI века в него стали добавлять мак, а еще позднее – изюм. Современные хозяйки вместо меда добавляют халву или сахар. От этого вкус кутьи улучшается, но несколько теряется ее символическое значение. Так как мед – самый чистый на земле продукт. А Богу, как известно, отдается лучшее.
За трапезой пьют узвар. Принято варить к святой вечере постный борщ, готовить салаты с постным маслом, вареники с постной начинкой, пироги, рыбные блюда.
Празднование Рождества
В Церкви, кроме Пасхи, есть 12 самых больших праздников. Их называют двунадесятыми и самый главный среди них – Рождество. Празднуют его до Крещения. То есть, от 7 по 17 января. Этот период называется Святками. Рождества ждут и взрослые, и дети. Оно приносит много радости, веселья, сладостей. В доме царит ощущение уюта и покоя, а сердце согревает надежда, что будущее обязательно будет светлым.
Верующие люди встречают праздник в храме. В ночь на Рождество во всех церквах происходят праздничные службы. Считается, что нельзя спать – ночь-то особенная, Христос рождается. Нужно помнить, что Господь благодарит человека за каждое, самое малое усилие, которое тот за Него делает. В этот праздник даже звезды на небосклоне ведут себя особенно, а утром солнце играет разными цветами.
Традиции праздникаС Рождеством связано много народных традиций. Большинство из них Церковью признаются. Накануне, в Сочельник, наряжают елочку. Ее верхушку венчает звезда – символ Вифлеемской. Свечи на елочке напоминают о неземном свете, исходящем от пещерки, в которой родился Иисус. Под елочку кладут коробки с подарками всем членам семьи. Кроме елочки, в домах и храмах сооружают вертеп – символическую пещерку с родившимся Христом и объемными фигурками людей, которые Его окружали.
Главное действо праздника – колядование. Колядовать могут все – и взрослые, и дети. Раньше города мало напоминали нынешние мегаполисы, поэтому люди ходили от дома к дому и славили родившегося Христа, отчего их называли христославами. Тех, кто принес радостную весть в дом, принято одаривать – сладостями, фруктами, деньгами – кто чем может.
В Рождественские дни принято ходить друг к другу в гости и обмениваться подарками. Очень полезно и правильно с христианской точки зрения посещать больных и страждущих. Особенно этого праздника ждут дети. Если у вас есть возможность, подарите радость ребенку из приюта или больному мальчику или девочке. Обездоленных людей не так мало в наше время – стоит только захотеть сотворить им добро. Обязательно нужно бывать на богослужении в храме.
Но есть традиции, которые Церковь категорически отвергает, как языческие. Например, гадания. Предугадывать будущее – грех, потому что этим человек отсекает участие Бога в своей жизни и Его заботу о себе. В любой момент Господь волен изменить ход событий.
Подарок на Рождество
Пришедшие к новорожденному Христу волхвы с дарами положили начало традиции дарить на Рождество подарки, особенно детям. В сознании человека Рождество – это праздник осуществления мечты. Поэтому подбирать подарок нужно тщательно. Он необязательно должен быть дорогим. Для человека важно прикосновение чуда к его жизни. Узнайте, о чем мечтает или мечтал в детстве тот, кого вы хотите одарить. Подарок не всегда может вызвать восторг. Намного важнее – тронуть сердце человека, заставить его поверить в чудо. Традиционно к Рождеству дарят сладости. И не только детям.
Рождество празднуют долго. Самое важное, что должен вынести из этих дней любой человек – это саму суть рождения Святого Младенца, который отдал свою жизнь заплатив за наши грехи. Тем самым дал нам возможность исправить свои ошибки и помириться с Богом!
Приметы на Рождество Христово
Ясная погода на праздник Рождества сулила хороший урожай летом и осенью.
Если на Рождество была оттепель, то это к плохому урожаю.
Снежная метель на Рождество Христово было знаком к хорошему урожаю пшеницы и хороший знак для пчеловода.
Если на Рождество небо было звездное, то год будет урожайным на грибы и ягоды, а также ожидался в такой год большой приплод скота.
Ну а если праздник Рождества был теплым, то ждали холодной весны.
Если в этот день шел снег, да еще и хлопьями - это к хорошему урожаю хлеба.
А есть еще одна примета, которой доверяют и сейчас, то есть, как проведешь Рождество, таким и будет год. Поэтому Рождество Христово всегда стремились провести в любви, мире и благополучии, со щедрым рождественским столом. Обязательно на столе должно было быть 12 постных блюд, тогда весь год в доме будет достаток, да и год будет щедрым.
Нельзя ни в коем случае ссориться в день Рождества Христова, так как весь год можно провести в разногласиях.
РЕЦЕПТЫ БЛЮД ДЛЯ СОЧЕЛЬНИКА
КАК ПРИГОТОВИТЬ КУТЬЮ
Перебранный и промытый рис залить водой и довести до кипения
Слить на сито, пролить холодной водой и снова варить до готовности в большом количестве воды
Снова откинуть на сито, остудить и переложить в посуду
Выбрать стакан ягод без сиропа из варенья, добавить немного кипяченой воды
Смешать с рисом, верх загладить ложкой и слегка присыпать сахаром
КАК ПРИГОТОВИТЬ СОЧИВО
СОЧИВО ИЗ РИСА
Полтора стакана риса промыть, отварить в большом количестве воды до готовности
Слить на сито, остудить
Один стакан орехов (миндаль, грецкие) размельчить и добавить 5 – 6 ложек меда, немного кипяченой теплой воды
Один стакан изюма промыть в нескольких водах, отварить
Все смешать, если нужно добавить еще меда.
СОЧИВО ИЗ РИСА С СУХОФРУКТАМИ
В большом количестве воды отварить 1,5 стакана хорошо промытого риса, сцедить на сито, остудить
100 г сухофруктов сварить в сахарном сиропе (1,5 ст. сахара на 2 л воды), сцедить, остудить
В глубокой миске смешать рис с сухофруктами, добавить процеженного отвара (взвара)
КАК ПРИГОТОВИТЬ КОЛЯДКИ
Это маленькие пирожки, которые готовили специально к этому дню, это очень древние изделия из пресного теста.
Колядки готовились обязательно из восьми компонентов – ржаная мука, вода, простокваша, молоко, масло, сметана, соль и начинка.
Тесто для них готовилось так – 2 стакана ржаной муки (или смесь ржаной и пшеничной муки) просеять, смешать со смесью воды, молока, простокваши, сметаны в любых соотношениях, 2 столовых ложки сливочного масла, соль.
Замесить тесто, дать ему полежать 30 минут, раскатать колбасками, нарезать небольшими кусочками, слепить шарики и раскатать скалкой блинчики.
Выложить на них начинку, свернуть и защипить края.
Чтобы корочка после выпечки была мягкой, смазать маслом или смесью топленого масла со сметаной.
Начинки для колядок делались из творога, пшенной каши, моркови, сушеных грибов, картофельного пюре.
Великая тайна благочестия
В истории человечества нет более великого и радостного события, чем пришествие в мир и воплощение Сына Божия. Оно есть дело бесконечной любви Бога Отца, Который "так возлюбил мир, что отдал Сына Своего, чтобы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную."
Воплощение Сына Божия от Девы Марии коренным образом изменило к лучшему мир: оно дало людям новый образ мыслей, облагородило их нравы, направило по новому руслу мировые события. Оно принесло людям силы бороться с грехом, примирило с Богом, усыновило людей Отцу и возродило все их естество. Оно влило в дряхлый человеческий организм струю Божественной жизни и этим принесло людям вечную жизнь. По этим причинам воплощение Сына Божия оказалось в самом центре мировых событий и от него ведется летоисчисление - до и после Рождества Христова. Празднование же Рождества Христова стало радостнейшим праздником верующего человечества.
Здесь мы расскажем о событиях, связанных с Рождеством Христовым, побеседуем о духовном значении этого события и в конце остановимся на главных моментах рождественского богослужения.
Событие Рождества Христова
Перед рождеством Иисуса Христа было всеобщее ожидание Спасителя. Иудеи ожидали Его пришествие на основании пророчеств; язычники, бедствуя от безверия и всеобщей распущенности нравов, также с нетерпением ожидали Избавителя. Все пророчества относительно времени воплощения Сына Божия исполнились. Патриарх Иаков предсказал, что Спаситель придет тогда, когда скипетр отойдет от Иуды (Быт. 49:10). Св. Даниил предсказал, что Царство Мессии наступит в семидесятую седьмину (490 лет) после выхода повеления о восстановлении Иерусалима, в период могущественного языческого царства, которое будет крепкое, как железо (Дан. 9:24-27).
И вот, действительно, к концу Данииловых седьмин, Иудея подпала под владычество мощной Римской империи, а скипетр от Иуды перешел к Ироду, идумеянину родом. Настало время прийти Христу. Люди, отпав от Бога, стали обоготворять земные блага, богатство, мирскую славу. Сын Божий отверг эти ничтожные кумиры как плод греха и людских страстей и благоволил прийти в мир в самой скромной обстановке.
События Рождества описаны двумя евангелистами - апостолами Матфеем (из числа 12-ти). и Лукой (из числа 70-ти учеников). Так как евангелист Матфей писал свое Евангелие для евреев, то он поставил себе цельюдоказать, что Мессия происходит от праотцев Авраама и царя Давида, как это было предсказано пророками. Поэтому евангелист Матфей начинает свое повествование Рождества Христова с родословной (Мт. 1:1-17).
Зная, что Иисус не был сыном Иосифа, евангелист не говорит, что Иосиф родил Иисуса, а говорит, что Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от которой родился Иисус, называемый Христос. Но почему же он приводит родословную Иосифа, а не Марии? Дело в том, что евреи не имели обыкновения вести родословные по женской линии. Закон же их повелевал брать жену непременно из того же колена, к которому принадлежал муж, поэтому, евангелист не отступая от обычая привел родословную Иосифа, показывая, что Мария - жена Иосифа, а, следовательно, и родившийся от Нее Иисус происходят из того же колена Иудина и рода Давидова.
Извещенная Архангелом Гавриилом о том, что Она избрана стать Матерью Мессии, Пресвятая Дева отправилась на свидание с Елизаветою, будучи только обрученною невестою Иосифа. После благовестия Ангела прошло уже почти три месяца. Иосиф, не посвященный в эту тайну, заметил Ее положение, наружный вид мог дать повод к мысли о неверности невесты, он мог всенародно обличить Ее и подвергнуть строгой казни, установленной законом Моисея, но, по доброте своей, не хотел прибегать к такой крутой мере. После долгих колебаний он решил отпустить свою невесту тайно, не делая никакой огласки, вручив Ей разводное письмо.
Но явился ему во сне Ангел и объявил, что обрученная ему невеста родит от Духа Святого и что рожденного Ею Сына он назовет Иисусом (Iеshuа), то есть Спасителем, так как Он спасет людей своих от грехов их. Поэтому "Не бойся принять Марию, жену твою!" - Иосиф признал этот сон за внушение свыше, повиновался ему, принял Марию как жену, но "не знал Ее," то есть жил с Нею не как муж с женою, а как брат с сестрою или, судя по громадной разнице в летах, скорее как отец с дочерью. Повествуя об этом, евангелист от себя добавляет: "А все это произошло, да сбудется сказанное Господом чрез пророка, который говорит: Се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Эммануил" (Исаия 7:14). Имя "Эммануил" означает "с нами Бог." Здесь Исаия не называетрожденного Девою Еммануилом, а говорит, что так Его назовут люди. Это не есть собственное имя Рожденного Девою, а лишь пророческое указание на то, что в лице Его будет Бог.
Св. Евангелист Лука отмечает что время Рождества Христова совпало с переписью жителей Римской империи, которая была произведена по повелению кесаряАвгуста, то-есть римского императора Октавиана, получившего от римского сената титул Августа - "священного." Эдикт о переписи вышел в 746 году от основания Рима, но в Иудее перепись началась приблизительно в 750, в последние годы царствования Ирода, прозванного Великим.
Евреи вели свои родословные по коленам и родам. Обычай этот был так силен, что, узнав о повелении Августа, они пошли записаться каждый в город своего рода. Иосиф и Дева Мария происходили, как известно, из рода Давидова, поэтому они должны были отправиться в Вифлеем, называемый Давидовым городом потому, что в нем родился Давид.
Так, Промыслом Божиим исполнилось древнее предсказание пророка Михея, что Христос родится именно в Вифлееме: "И ты, Вифлеем, - Ефрафа, мал ли ты между тысячами (селениями). Иудиными? Из тебя произойдет Мне Тот, Который должен быть Владыкой в Израиле, и Которого происхождение из начала, от дней вечных" (Михей 5:2, Мт. 2:6).
По римским законам, женщины наравне с мужчинами подлежали поголовной переписи. Поэтому Иосиф пошел в Вифлеем записаться не один, а с Пресвятой Девой. Неожиданное путешествие в отечественный Вифлеем, и при том путешествие незадолго до разрешения Младенца, должно было убедить Иосифа в том, что указ Кесаря о переписи есть орудие в руках Провидения, направляющее к тому, чтобы Сын Марии родился именно там, где должен родиться Мессия-Спаситель.
После утомительного пути старец Иосиф и Дева Мария пришли в Вифлеем, но будущей Матери Спасителя мира не нашлось места в гостинице, и Она со своим спутником вынуждена была поместиться в пещере, куда в ненастную погоду загоняли с пастбища скот. Здесь, в зимнюю ночь, в самой убогой обстановке, родился Спаситель мира - Христос.
Родив Сына, Пресвятая Дева Сама спеленала Его и положила в ясли. Этими краткими словами евангелист сообщает, что Богоматерь родила безболезненно. Выражение евангелиста "и родила Сына Своего первенца" дает повод неверующим говорить, что у Пресвятой Девы, кроме Иисуса-первенца, были и другие дети, так как евангелисты упоминают о "братьях" Христа (Симоне, Иосии, Иуде и Иакове). Но надо помнить, что по закону Моисея (Исход 13:2), первенцем назывался всякий младенец мужеского пола, "разверзающий ложесна," то есть перворожденный, хотя бы он же был и последним. Так называемые в Евангелиях "братья" Иисуса не являлись Его родными братьями, но только родственниками, будучи детьми престарелого Иосифа от первой его жены, Соломии, а также детьми Марии Клеоповой, которую Ев. Иоанн называет "сестрой Матери Его." Во всяком случае, все они были гораздо старше Христа и поэтому никак не могли быть детьми Девы Марии.
Иисус Христос родился ночью, когда в Вифлееме и окрестностях его все погружены были в глубокий сон. Не спали только пастухи, которые в поле стерегли вверенное им стадо. К этим скромным людям, трудящимся и обремененным, является Ангел с радостной вестью о рождении Спасителя мира. Лучезарный свет, окружавший Ангела среди ночного мрака, испугал пастухов. Но Ангел тотчас успокоил их, сказав: "Не бойтесь! Я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям: ибо ныне родился в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь." Этими словами Ангел дал понять им истинное назначение Мессии, пришедшего не для одних евреев, но для всех людей, ибо "радость будет всем людям," которые примут Его как Спасителя.
Ангел объяснил пастухам, что они найдут родившегося Христа Господа в пеленах, лежащего в яслях. Но почему же Ангел не возвестил о рождении Христа старейшинам иудейским, книжникам и фарисеям и не призвал и их к поклонению Божественному Младенцу? Да потому, что эти "слепые вожди слепых" перестали понимать истинный смысл пророчеств о Мессии и по исключительной иудейской горделивости воображали, что обещанный им Избавитель явится в полном блеске величественного царя-завоевателя и покорит весь мир. Скромный проповедник мира и любви к врагам им был неприемлем.
Пастухи не сомневались, что Ангел послан к ним от Бога, и потому удостоились слышать торжественный небесный гимн: "Слава в вышних Богу и на земле мир, в человеках благоволение!" Ангелы славят Бога, пославшего людям Спасителя, ибо с этого времени восстанавливается мир совести и устраняется вражда между Небом и землей, возникшая вследствие греха.
Ангелы удалились, а пастухи поспешно отправились в Вифлеем и нашли Младенца, лежащего в яслях, и первые поклонились Ему. Они рассказали Марии и Иосифу о том событии, которое привело их к колыбели Христа, рассказывали они о том же и другим, и все слышавшие их рассказ удивлялись. "А Мария сохраняла все слова эти, слагая в сердце Своем," т.е. Она запомнила все услышанное. Евангелист Лука, описывающий благовестие Архангела Гавриила, рождение Христа (Лук. 2 гл). и другие события, относящиеся к Деве Марии, очевидно, писал с Ее слов.
На восьмой день совершено было обрезание Младенца, как это предписано законом Моисея. Вероятно, вскоре после Рождества Святое Семейство переселилось из пещеры в дом, так как большинство пришельцев в Вифлеем после записи не имело надобности оставаться там.
Поклонение волхвов
Дальнейший евангельский рассказ о поклонении волхвов (Мф. 2 гл). очень назидателен. Это прежде всего рассказ об "епифании," или явлении Христа язычникам.
Еще Иосиф и Пресвятая Матерь Божия с Младенцем Иисусом оставались в Вифлееме, как из далекой страны с востока (из Персии или Вавилонии) пришли в Иерусалим волхвы.
Волхвами, или мудрецами, назывались ученые люди, занимавшиеся наблюдением и изучением звезд. В то время люди верили, что при рождении великого человека появляется на небе новая звезда. Многие язычники в пределах Персии, наученные рассеявшимися иудеями, знали о грядущем в мир Мессии - Великом Царе Израильском. От евреев они могли знать следующее пророчество Валаама относительно Мессии: "Вижу Его, но ныне еще нет. Зрю Его, но не близко. Восходит Звезда от Иакова и восстает Жезл от Израиля, и (Он). поразит князей Моава" (Числа 24:17). Здесь "Моав" - олицетворение врагов Мессии. Персидские волхвы ждали, что когда родится обещанный Царь, то на небе появится новая звезда. Хотя пророчество Валаама говорило о звезде в духовном смысле, но Господь, по милости Своей, чтобы привести язычников к вере, дал на небе знамение в виде появления необычайной звезды. Увидев ее, волхвы поняли, что ожидаемый Царь родился.
После продолжительного и далекого путешествия они, наконец, дошли до столицы иудейского царства Иерусалима и стали спрашивать: "Где родившийся Царь Иудейский? Ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему." Эти слова таких видных незнакомцев всколыхнули многих жителей Иерусалима, и в особенности царя Ирода, которому немедленно доложили о прибытии загадочных восточных ученых.
С первых дней воцарения шатким был трон Ирода. Народ его ненавидел, считая его узурпатором Давидова престола и тираном, и гнушался им, как язычником. Последние годы жизни Ирода осложнились еще личными невзгодами и кровавыми расправами. Он сделался крайне подозрительным и по малейшему поводу казнил своих явных и мнимых врагов. По этой причине погибло несколько детей Ирода и даже его жена, которую он раньше пламенно любил. Больной и дряхлый, Ирод теперь проживал в своем новом дворце на Сионе. Услышав о родившемся Царе, Он особенно заволновался, боясь, как бы люди не воспользовались его старостью, чтобы отнять у него власть и передать ее новорожденному Царю.
Чтобы выяснить, кто же этот новый претендент на его престол, Ирод собрал к себе всех священников и книжников, - людей хорошо знавших книги Священного Писания, и спросил их: "Где должно родиться Христу?" Они ответили: "В Вифлееме иудейском, потому что так написано у пророка Михея." Тогда Ирод тайно призвал к себе волхвов, выведал у них время появления звезды и послал их в Вифлеем. Прикидываясь благочестивым, хитрый Ирод сказал им: "Пойдите и там хорошенько все узнайте о Младенце, и когда найдете Его, придите и скажите мне, чтобы и я мог пойти поклониться Ему." На самом же деле Ирод собирался воспользоваться их сообщением, чтобы предать Младенца смерти.
Волхвы, выслушав царя Ирода и ничего не подозревая, пошли в Вифлеем. И вот снова та звезда, которую они видели прежде на востоке, появилась на небе и, двигаясь по небу, шла перед ними, указывая им путь. В Вифлееме звезда остановилась над тем местом, где находился родившийся Младенец Иисус.
Волхвы вошли в дом и увидели Младенца Иисуса с Матерью Его. Они поклонились Ему до земли и поднесли Ему дары (подарки). свои: золото, ладан и смирну(драгоценное благовонное масло). В подарках волхвов можно видеть следующее символическое значение. Золото они принесли Ему, как Царю (в виде дани или подати), ладан, как Богу (потому что ладан употребляется при богослужении), а смирну, как Человеку, который должен умереть (потому что в то время умерших помазывали маслами, смешанными с благовонной смирной).
Поклонившись всеми ожидаемому Царю, волхвы собирались было на следующий день возвратиться в Иерусалим к Ироду. Но Ангел, явившись им во сне, открыл им коварные намерения Ирода и повелел вернуться в свою страну, взяв другой путь, не проходящий около Иерусалима. Предание сохранило имена волхвов, которые потом стали христианами. Это были Мельхиор, Гаспар и Валтасар.
В рассказе о Рождестве Христовом еще замечательно то, что первыми поклонились родившемуся Спасителю пастухи, истинные дети природы, которые могли открыть пред Ним только сокровищницу своего сердца, полного простоты, веры и смирения. Уже значительно позже пришли волхвы с Востока, насыщенные ученой мудростью, повергшие пред Богомладенцем вместе с благоговейною радостью золото, ладан и смирну. Они должны были совершить долгий путь прежде, чем достигли Иудеи и даже, находясь уже в Иерусалиме, не сразу могли обрести место рождения Царя Иудейского. Не говорит ли это о том, что и простота сердца, и глубокая добросовестная ученость одинаково ведут ко Христу. Но первый путь прямее, короче и вернее второго. Пастырями руководили непосредственно Ангелы, а волхвы "учахуся" от бессловесной звезды и через Ирода от книжников и старцев иудейских. Не без затруднений и опасностей достигли они желанной цели и не слышали небесной гармонии, прозвучавшей над землей - "Слава в вышних Богу и на земле мир, в человецех благоволение" (мысль Митрополита Анастасия).
Сын Божий и Сын Человеческий
"Великая тайна благочестия: Бог явился во плоти" (Тим. 3:16). Эти слова св. Апостола свидетельствуют о том, что чудо воплощения Сына Божияпревышает понимание нашего ограниченного ума. Действительно, мы можем верить, но не можем объяснить события, происшедшего две тысячи лет тому назад в Вифлееме, когда в одном Лице Иисуса Христа сочетались две столь разные и в сущности противоположные природы: надмирная, вечная и бесконечная - Божеская, а одновременно и вещественная, ограниченная и немощная - человеческая.
Тем не менее, Евангелия и Апостольские послания, в меру наших сил, раскрывают нам некоторые стороны чуда воплощения Сына Божия. Святой Иоанн Богослов в самом начале своего Евангелия возводит нашу мысль к предвечному бытию Второго Лица Пресвятой Троицы, Которого он именует Словом, говоря:
"В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было вначале у Бога. Все через Него начало быть, и без Него ни что не начало быть, что начало быть. И Слово стало плотью, и обитало с нами" (Иоан. 1:1-3, 14).
Именование Сына Божия Словом указывает на то, что Его рождение от Отца нельзя понимать в смысле обычного рождения: оно произошло бесстрастно и без отделения. Сын Божий рожден от Отца наподобие того, как слово рождается от мысли. Мысль и слово отличны друг от друга и в то же время неотделимы. Нет слова без мысли, и мысль непременно выражается в слове.
Дальнейшая Апостольская проповедь все полнее раскрывает истину Богочеловеческой природы Христа. А именно, что Он есть Единородный (единственный). Сын Божий, Который родился от Отца прежде всех веков, т. е. Он вечен, как и Бог Отец. Сын Божий имеет ту же Божественную природу, что и Бог Отец, и поэтому - Он всемогущ, всеведущ и вездесущ. Он есть Творец видимого и невидимого мира и в том числе - нас, людей. Одним словом, Он, будучи Вторым Лицом Пресвятой Троицы, есть истинный и совершенный Бог. Вера в Иисуса Христа как в воплотившегося Сына Божия представляет твердыню или камень, на котором утверждается Церковь, по слову Господа: "На этом камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее" (Мт. 16:18).
Будучи совершенным Богом, Христос-Спаситель есть вместе с тем и совершенный Человек. Имея человеческое тело и душу со всеми ее свойствами - разумом, волей и чувствами, как человек, Он родился от Девы Марии. Как Сын Марии, Он повиновался Ей и Иосифу. Как человек, Он крестился в Иордане, обходил города и села со спасительной проповедью. Как человек, Он испытывал голод, жажду, усталость, имел потребность в сне и отдыхе, переживал болезненные ощущения и физические страдания. Живя физической жизнью, присущей человеку, Господь жил и душевной жизнью, как человек. Он укреплял Свои духовные силы постом и молитвой. Он переживал человеческие чувства - радость, гнев, скорбь, проливал слезы. Таким образом, Господь Иисус Христос, приняв нашу человеческую природу, был во всем подобен нам, кроме греха.
Имея две природы, Иисус Христос имел и две свободных воли. Разумная, сознательная человеческая воля Иисуса Христа неизменно подчиняет свои человеческие стремления и желания Божественной воле в Нем Самом. В потрясающей наглядности их проявление в Христе видно во время Его тяжелых переживаний в Гефсиманском саду: "Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия. Впрочем, не как Я хочу, но как Ты" (Мт. 26:39).
Так Своим послушанием Богу Отцу Господь Иисус Христос исправил наше непослушание и научил нас ставить волю Божию выше своих желаний.
Цель Воплощения Сына Божия
О цели пришествия Сына Божия в мир образно и ярко говорит притча о заблудшей овце. Добрый Пастырь оставляет девяносто девять овец, под которыми подразумевается ангельский мир, и отправляется в горы, чтобы отыскать свою заблудшую овцу - погибающий в грехах человеческий род. Великая любовь Пастыря к гибнущей овце видна не только в том, что он заботливо ищет ее, но особенно в том, что он после нахождения берет ее на свои плечи и несет обратно. Иными словами, Бог Своей силой возвращает человеку утраченные им невинность, святость и блаженство. Соединившись с нашим человеческим естеством, Сын Божий, по слову Пророка, "взял на себя наши немощи и понес наши болезни" (Ис. 53 гл.).
Христос стал человеком не только для того, чтобы нас научить истинному пути или показать нам добрый пример. Он стал человеком для того, чтобы нассоединить с Собою, приобщить нашу немощную, больную человеческую природу к Своему Божеству. Рождество Христово свидетельствует о том, что мы достигаем конечной цели своей жизни не только верой и стремлением к добру, но, главное, возрождающей силой воплотившегося Сына Божия, с Которым мы соединяемся.
И, углубляясь в тайну воплощения Сына Божия, мы видим, что оно тесно связано с таинством Причащения и с Церковью, которая, по Апостольскому учению, есть таинственное тело Христово. В Причащении тела и крови Христовой человек приобщается к Бого-человеческой природе Христа, соединяется с Ним и в этом соединении весь преображается. Одновременно, в Причащении христианин соединяется и с другими членами Церкви - и так таинственное Тело Христово растет.
Инославные христиане, не верящие в Причащение, понимают соединение с Христом в иносказательном, переносном смысле, или в смысле одного духовного общения с Ним. Но для духовного общения воплощение Сына Божия излишне. Ведь и до Рождества Христова пророки и праведники удостаивались благодатного общения с Богом.
Нет, надо понять, что человек болен не только духовно, но и физически. Грехом повреждена вся человеческая природа. Необходимо поэтому исцелить всего человека, а не одну его духовную часть. Чтобы отвести всякие сомнения в необходимости всецелого общения с Собой, Господь Иисус Христос в Своей беседе о Хлебе Жизни так говорит: "Если не будете есть плоти Сына Человеческого и пить крови Его, то не будете иметь в себе жизни: Едящий Мою плоть и пьющий Мою кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день... Едящий Мою плоть и пьющий Мою кровь пребывает во Мне, и Я в нем" (Иоан.6:53-56). Немного позже, в беседе о виноградной лозе, Христос объясняет Своим ученикам, что именно в тесном соединении с Ним человек получает необходимые силы для духовного развития и совершенствования: "Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе, так и вы, если не будете во Мне. Я есть Лоза, а вы - ветви. Кто пребывает во Мне и Я в нем, тот приносит много плода, ибо без Меня не можете делать ничего" (Иоан. 15:4-6).
Справедливо некоторые святые Отцы уподобляли Причастие таинственному дереву жизни, от которого вкушали наши прародители в Эдеме и которое потом видел св. Иоанн Богослов в раю (Быт. 2:9, Ап. 2:7, 22:2). В Причащении христианин приобщается к бессмертной жизни Бого-человека!
Таким образом, в духовном и физическом возрождении человека заключается цель воплощения Сына Божия. Духовное обновление совершается в течение всей жизни христианина. Обновление же его физической природы завершится в день всеобщего воскресения мертвых, когда "праведники просветятся, как солнце в Царстве Отца их" (Мат. 13:43).